Про то, как я спасал кролика

Дикий русский неандерталец движется по дороге между каменных изгородей, увитых плющом. Он только что позавтракал и принял на грудь. У него закончились сигареты, поэтому он произвел вылазку в магазинчик на заправке. Вокруг благорастворение воздухов: журчит речка под мостом, свистят неизвестные птички в голых еще зарослях, небеса голубеют, высокие, прозрачные, как глыба льда.
Русский неандерталец — это я. В Ирландии уже третий месяц, работаю на здешнего капиталиста-латифундиста. Жаловаться грех: зарплата выше, чем в Москве или на Крайнем Севере. А работа самая обыкновенная, ничего особенного: иногда болтаешься без дела целый день, а тебе за это валютой платят.
Сегодня воскресенье, уикенд ― по-ихнему. «Хэв э найс викэнд», — желают они в пятницу перед уходом с работы: имей прекрасный выходняк, по-нашему. Вот и поимел вчера в побе: да так поимел, что голова трещит, как трансформаторная будка. Намешал их «Гиннеса» с «Джемесоном» и «Хеннесси». Потому и принял с утра пораньше на опохмелку, благо полпузыря «Пауэрса» в заначке было. А кинулся покурить — и нет ни фига: все вчера высадил по пьяни. А может, потерял пачку по дороге домой, потому что не помню, как добрался. Вот и пришлось тащиться в ихний хренов шоп, в магаз то есть, за сигаретами.
По дороге меня обогнала лишь одна машина, объезжая по широкому радиусу, чтобы не дай бог не зацепить. По сторонам сонные цветные домики, у калиток упаковки с соком и молоком никто не забирает. Спят суки, высыпаются перед трудовой неделей.
Подхожу я к последнему повороту перед заправкой… И тут на дорогу из-под ворот — такие сделаны для баранов, чтобы перегонять их с поля на поле, — выбегает серый кролик. И не то чтобы выбегает, а не спеша так ползет через дорогу, нюхая асфальт. Этих кроликов в здешних местах, что у собак нерезаных блох: пасутся на бараньих лужках, иногда вместе с баранами. И вот ползет такой кролик через дорогу и горя не знает. Не знает глупый, что по дороге движется не какой-нибудь толерастный ирландец, а рушен неандерталец, в котором уже загорелся при виде дичи охотничий инстинкт. А надо сказать, что с бодуна я весьма даже метко стреляю: по две и по три утки из стаи выбиваю одним выстрелом. Беру, значит, камень из россыпи гравия на обочине, нарочно побольше выбираю, и замедлив шаг, пригибаясь, чтобы не спугнуть зверя, задерживаю дыхание и прицеливаюсь. До кролика метров десять, он еще остановился — что-то унюхал там интересное. В общем, шансов у него никаких... Через секунду грызун перевернулся и дергает лапками, пытаясь убежать на боку. Да верещит, как раненый заяц, — сейчас всех разбудит. Подхожу к нему, думаю, как же его успокоить: не с руки тащить дергающегося, верезжащего кролика. Не очень быстро соображаю: может, о забор кролика шмякнуть, или палкой между ушей заехать, или тем же камнем по башке долбануть. Но камнем несподручно, палки нигде поблизости не наблюдается, ― может, просто носком ботинка по носу заехать? И вот, пока я так стою, размышляю и оглядываюсь вокруг в поисках чего-нибудь подходящего, из-за поворота выезжает красная «божья коровка», со львом-эректусом на капоте, то есть «пеуджиот», французский, но с правым рулем, как все машины в Ирландии. Откуда, блин, взялась на пустой дороге в воскресенье: то ни одной не было, а только кролика прибил каменюкой — и вот здрасте, я ваша тетя! (А забрать его хочется, потому что мы из бедной страны и всякому мясу завсегда рады). И точно: за этим правым рулем — баба, остроносая, лет сорока, на кикимору похожая, как и все, впрочем, здешние бабы. Сидит и булку жует, они все тут жрут за рулем или в носу ковыряются. Я камень ботинком как улику с дороги отшвырнул, а кролика уже добивать поздно. Он так и гребет лапами и верезжит как подстреленный. (А какой же он еще? ― подстреленный и есть). Ну, думаю, проедет мимо, не обратит внимания на подранка. А может, побоится незнакомого мужика у дороги? Хуй там! Ебанная самаритянка!..
Выскочила из своего «педжиота» и даже дверь не захлопнула, булку на панели оставила.
— О май гош! Пуэ син… — визжит не хуже кролика и рот свой мерзкий, мелкий разевает. — Вот`с хэппенд?..1
Я английский плохо еще здешний понимал, но тут главное понял — больше по интонации, чем по словам. Ну, думаю, влетел, сейчас депортируют за жестокое обращение с животными, а я только работать начал и ничего еще практически не заработал.
— Мэй би ка?..2 — И показываю руками, каким образом «ка» мог врезаться в кролика.
— О май гош!.. — опять залопотала — ниче не понять.
— Ка, ка ду иш!3 — стараюсь вдолбить ей: рулю руками, с понтом на машине еду.
— Окей-окей, — теперь она меня успокаивает. — Ол райш… Лет`с тэйк иш ту клиник…Хелп ми плииз…4
Совсем ебанулась! Кролика в клиник собирается везти. Снимает с себя хорошую куртку и дает мне, чтобы я эту падаль завернул. А деваться некуда: еще разнесет, что русский кролика убил и в больницу везти отказался. До иммиграционного отдела дойдет... А то, что она меня подозревает в преступлении, я по ее вопросительным взглядам предположил. Окей, беру мой сегодняшний обед на куртку и несу в машину, как спасенного младенчика.
В общем, садимся. Сначала молча, потому что кролик пищит, не дает слово сказать. Я держу его на коленях и думаю: может, придушить по-тихому, пока она назад смотрит. А вдруг он захрипит, и тогда у нее вообще сомнений не останется, кто его ухайдокал. Самаритянка ирландская тем временем разворачивается на узкой дороге, шепчет про себя «о май гош, о май гош!» и едет в противоположную сторону. В Атенрай, наверно. Ну и как я потом назад добираться буду? Надо придумать, как спросить: собирается она возвращаться или нет? И пока я думаю, кролик затих, ― похоже, окочуриваться начал. Молчу, чтобы уже наверняка околел, и я мог его забрать. Она сама спрашивает, видимо, обеспокоившись наступившей тишиной:
— Хау из зэ рэббит?..5
— Зе рэббит`с окей…6 — А она искоса смотрит — подозревает меня все-таки в чем-то. Смотри лучше на дорогу! А то задавишь еще одного кролика — будешь потом замаливать этот грех всю свою никчемную жизнь.
— Вээ а ю фром?7 — спрашивает. Ну это я знаю — отвечаю без запинки:
— Ай`м фром Руша…8
— Руша? Ооо! — Это я тоже все уже наперед знаю, поэтому продолжаю как по писаному.
— Ай`м вёкинг фо ун компани эс бучер, хавэвэ ай`м тиче бай профешен,9 — это я всегда добавляю, чтобы вызвать сочувствие в слушателе к тяжкой доле русского учителя.
— Риали?! — вскрикивает леди — я даже вздрагиваю. — Ай`м тиче туу.10
— Оу! — удивляюсь уже я. Если ты и учитель, то такая дура только в начальных классах может преподавать. — Оф елементари скулл?11
— Йес ай эм. ― «Как в воду глядел!» ―Хау ис ауэ бэйби?12 ― спрашивает.
“Нет у нас никаких с тобой бэби — и не будет, я надеюсь!..”
Тем временем кролик вытянулся, как на прилавке в продмаге. Клиент созрел. Я и говорю:
— По ходу, рэббит окочурился… (Ай син зэ рэббит дайд).
— О ноу-ноу, плииииз!.. Хелп иш!..13
— Вот вэй?14 — спрашиваю.
Она что-то стрекочет — не разберешь — и дует в кулачок. Из ее стрекота понимаю лишь «massage» и «respiration». Ага, щас! Я только искусственное дыхание кроликам не делал!
— Ай кэн`т… Ай`м эфрэйд ту харт хим…15
Тетка уже не едет, а летит, вцепившись в руль, на знаки внимания не обращает. Обкусанная булка на крутых поворотах ездит туда-сюда по панели. Как бы куда не втемяшилась дебилка, а то и сама покалечится и меня травмирует, — как я потом работать буду? Хочется ей сказать: «Кончай дурью маяться! Поехали лучше ко мне: приготовим кролика ― там еще вискарик остался, — отметим встречу коллигс (коллег), а потом я тебя оттрахаю во все дырочки, мало не покажется. У меня всегда с бодуна стояк охренительный…»
Приезжаем в Атенрай, а там естественно все закрыто, воскресенье ведь, и ни одна ветклиника не работает. Тут в воскресенье вообще ни черта не работает, в этой гребаной Ирландии, даже побы. Только церкви и супермаркеты открыты: пожрал и помолился или — помолился и пожрал. Все-таки нашли одну, которая принимает.
Выходит дородный дядька в бархатном пиджаке и бабочке. Морда хитрая, хоть и добродушная.
Моя училка стрекочет:
— Кролика сбила машина. Этот добрый джентльмен нашел его и помог привезти сюда. Спасите, пожалуйста, нашего бэйбика!..
— Лавли16, — говорит айболит и надевает белый халат. Конечно, «лавли» — сейчас он с этой дуры бабосов сдерет! Видит же, кролик дохлый, — и все равно собирается спасать. Я несу его в операционную, кладу на стол, тот вставляет ему градусник в задний проход, надевает кислородную маску, но, вижу, кислород не включает. Просит нас выйти.
Мы с леди выходим в холл, где только кресла и телевизор. Да еще плакаты с баранами и коровами. Видимо, айболит специализируется на крупном и мелком рогатом скоте. Леди начинает молиться про себя. Тут я вспоминаю, что шел за сигаретами и, вообще, не курил со вчерашнего дня. Прошу прощения и выхожу на улицу.
Купил за несколько кварталов от клиники в каком-то — о чудо! — открытом минимаркете. Покурил по дороге. Вхожу в холл, леди уже сидит в кресле и изучает проспекты на журнальном столике. Спрашиваю, как дела? Она пожимает плечами: доктор еще не выходил. Реанимационные мероприятия, значит, продолжаются — счетчик тикает. Сажусь в другое кресло и начинаю ждать: надо будет забрать крола — не пропадать же добру.
Наконец выходит ветврач, в маске, в перчатках, и еще отдувается, сволочь, как все ирландцы, чтобы показать, что работал хард (тяжело). Да испарину, которой нет, со лба салфеткой вытирает. Разводит руками:
— Ай`м сорри…
Дурочка вскакивает, заламывает руки.
— О май гош!.. — И в самом деле плачет с подвываниями. Он дает ей новую салфетку, ведет к креслу, начинает успокаивать, говорит, что рэббит будет ждать ее on the rainbow bridge (на радуге, значит). Она спрашивает, сколько должна за лечение.
— Тэн юрос.17 — Ни фига се! И не постеснялся с убитой горем училки такую деньгу запросить! Хотя они все тут много зарабатывают… Но меня на самом деле беспокоит другое.
— Позвольте нам забрать его, — говорю я осторожно и вежливо: куд ви тэйк иш?
— Вот фо? Иш дайд.18
— Я похороню его… (Ай`м гоуинг ту бэри иш…)
Вижу ласковый протест на брыластой ряхе. Укоризненно так улыбается, прохиндейская рожа!
— Вы похороните его? — спрашивает сквозь сопли леди.
— Оф кос…19 — И даже денег за это не возьмет: бонус — добрым самаритянам.
«Ага, похоронит он! В собственном желудке!..»
Сволочь, в бабочке, — съел моего кролика! И еще бабок с этой дуры поимел — кролика себе на обед приготовил и за это десять еврюков срубил!.. Надо было идти в ветеринары, а не в учителя…