Таинственный остров Санатас

VIII/2039

Отыскать пологий склон среди скал, выступавших из воды, словно клыки затонувшего монстра, было непросто. Но мы, осторожно проверяя дно вёслами, смогли провести лодку сквозь этот опасный лабиринт. На острове было пустынно и тихо, а единственным признаком того, что тут когда-либо обитали люди, был маленький домик, одиноко расположившийся наверху ближайшего к нам холма. Фёдор, наш куратор, уверенным шагом направился прямо к нему. Мы с Анной нехотя последовали за ним, всё ещё теряясь в догадках относительно цели нашего прибытия.

Фёдор пришёл к нам в лабораторию рано утром. Ничего не объясняя, он приказал собирать вещи и готовиться к командировке. Через час мы уже были в частном самолете, принадлежавшем научно-исследовательскому институту. Короткий получасовой перелёт до захолустного городишки, аренда лодки и прибытие на незнакомый остров – на всё ушло чуть больше двух часов, но и за это время Фёдор не захотел ввести нас в курс предстоявших работ.
Мы прибыли на остров в разгар лета. Утром на календаре значилось только первое августа, но здесь, в этом всеми забытом краю, уже правила бал осень. Листва на редко попадавшихся деревьях давно пожелтела и теперь тоскливо облетала. Даже воздух тут был пропитан грустным и немного терпким ароматом уходящего лета. Было тепло, но не жарко. Небо затянули тяжёлые грозовые облака, и было нещадно душно. Казалось, даже воздух замер, боясь потревожить покой уснувшего острова.
Чем ближе подходили мы к дому на холме, тем очевидней становилось то, что он заброшен. Всюду царило запустение. Не было слышно ни единого звука, кроме тихого шелеста листвы, неторопливо спадавшей на землю с могучих ветвей огромного дуба, что одиноко стоял у дальней стены здания. По внешнему виду и конструкции можно было сделать очевидный вывод, что дом этот построен не одно столетие назад. Некогда массивная дубовая дверь, теперь выглядевшая болезненно трухлявой, была широко распахнута и косо висела, а вернее, почти лежала на земле, опираясь верхней частью на стену задания. Изнутри дом представлял собой одну очень просторную комнату, все стены которой оказались усеяны небольшими окнами. В некоторых из них остались трухлявые деревянные оконные рамы и ставни. Кое-где виднелись остатки стёкол, осколки от которых всё ещё валялись снаружи дома. Складывалось ощущение, что кто-то нарочно, находясь внутри строения, разбил все стекла. Я подошёл к ближайшему окну и обнаружил, что стекло в этой раме было аккуратно вырезано.

В единственной комнате не наблюдалось даже подобия мебели или перегородок. На деревянных стенах и рамах местами виднелись остатки побелки. Полы были засыпаны сухим сеном. В одном из углов оно оказалось навалено плотнее и образовывало нечто вроде соломенной лежанки.

– Зачем мы сюда приехали? – спросила Анна у Фёдора. Как и я, со смесью любопытства и недоумения, она осматривала заброшенное помещение.

Фёдор, задумчиво цокая языком, прошёл вглубь комнаты. Первое слово, которое появлялось в голове у человека, смотрящего на него, было словом «Геракл». Он, и правда, был похож на героя легенд. Высокий, крепкий, осанистый, Фёдор был словно окутан аурой силы и мужества. Одним своим видом он внушал людям уважение и некоторый трепет. Но, несмотря на суровый вид, Фёдор был крайне мягким человеком. Сомневаюсь, что кто-нибудь мало с ним знакомый мог бы представить, что эти огромные мускулистые руки заправского коновала вечерами вяжут малюсенькие пинетки для недавно появившегося на свет внука.

После того, как мы с Анной приняли предложение научно-исследовательского института, Фёдор был назначен нашим куратором. Вернее, куратором всей набранной группы исследователей, включавшей, кроме нас, ещё шестерых мужчин и женщин разного возраста и направлений прошлой деятельности. Около года мы занимались мелкими исследованиями. Ничего особенного. Разработка и испытания на кроликах кое-каких лекарств, анализ образцов различных материалов и прочие мелкие исследовательские операции. И всё-таки до конца мы не знали, ни чем занимается наш институт, ни для чего вообще нужны эти исследования. Таинственность окутывала всю деятельность предприятия, и оставалось лишь надеяться, что мы не делаем ничего опасного и противозаконного.

С Анной мы всегда работали в паре. Нам оказалось очень комфортно трудиться вместе, и наша пара добилась в группе лучших результатов. Так сказал Фёдор сегодня перед тем, как сообщить, что наконец нас допускают к серьёзному делу.

– Может, уже пришло время объяснить, в чём состоит наше исследование? – нетерпеливо спросил я у Фёдора.

– Ещё не пришло, – был ответ. – Сначала вы должны сказать, что вы видите здесь... Необычного.



Кто бы сомневался! Таинственность – наше кредо! Неужели это никогда не закончится?
– Ну, такое большое помещение без наличия даже подобия перегородок и разделения на комнаты, это достаточно странно? Или преизбыточное количество окон в нём? Ну или сено внутри, кажется, бывшего жилым дома?

Я пытался шутить, в то время как Анна ходила вдоль облезлых стен, осматривая всё, на что падал её взгляд.

Фёдор собрался уже ответить на мою колкость, но его прервал возглас Анны. Не знаю, чего в нём было больше удивления или ужаса.

– О боже-боже-боже! Как же это так? – бормотала Анна, не отрывая глаз от окна. Стекло в нём так же, как и везде, было разбито, но сохранилась довольно большая его часть.

– Что случилось? – поспешил я к ней.

– Просто посмотри.

Я посмотрел в окно и ничего не увидел. Просто заброшенное поле, заросшее травой. Ни зверя. Ни птички. Никого.

– Да нет же! Сюда! – Анна дёрнула меня за руку и заставила посмотреть на оставшийся кусок запылённого стекла.

Ничего не понимая, я посмотрел сквозь него. И увидел. Увидел то, от чего зашевелились волосы на моей голове. Там на поле были люди. Много людей. Они все работали. Кажется, собирали урожай пшеницы. И все были одеты далеко не по-современному. Мужчины носили холщовые просторные штаны и рубахи, опоясанные грубым плетёным ремнём. На женщинах были похожие рубахи, но длиннее. На подбородках мужчин красовались густые бороды, а женщин украшали длинные косы. Пожалуй, я бы назвал этих людей крестьянами. Ближе всех к дому находилась пара. Как мне показалось, они были одеты немного лучше своих соплеменников, но столь же скромно. Я видел, как к ним подбежала девочка лет десяти. Она несла в руках глиняный кувшин, горлышко которого было обёрнуто белой тряпичной салфеткой. Бородатый темноволосый мужчина, видимо, её отец, принял из рук девочки кувшин, открыл его и стал пить. Судя по цвету жидкости, стекавшей по его почти чёрной бороде, это было молоко.

Не без труда я оторвался от этого зрелища и снова перевёл взгляд на не защищённую стеклом часть окна. Поле оказалось пустым. Там не было даже следов пшеницы, не то что людей.

– Как это понимать? – в недоумении пробормотал я. Это был даже не вопрос, а скорее моя попытка осознать собственную адекватность.

– Вот теперь наконец-то пришло время вам кое-что объяснить, – сказал Фёдор. Всё время пока я, как заворожённый, пялился в осколок стекла, он стоял, прислонившись к стене рядом, и молча наблюдал.

– Это какой-то очередной эксперимент с сознанием? – спросила у него Анна.

– К сожалению, нет, – ответил Фёдор. – Вы уже наверняка поняли, что наш институт занимается не просто разработками по части сознания, мышления и психологии. Наши цели куда сложнее и... – он хмыкнул, – труднее, что ли? Если включить телевизор, там со всех каналов кричат об аномальных зонах, призраках, НЛО и прочем. Но фактическая наука такие вещи не афиширует. Тем не менее они и правда есть. Этот остров и этот дом – одно из таких мест. Наш институт занимается загадками аномальных зон. Исследования, в которых вы уже участвовали, были направлены на вопросы, с коими мы столкнулись в этом месте.

– Так что это за остров? – настороженно спросила Анна. – Здесь обитают призраки?

– Мы до конца не можем объяснить природу этих... – Фёдор снова запнулся, – людей. Несколько лет назад нам поступила информация про данный остров. Сведения передали жители того городка, где сегодня приземлился наш самолёт. По их словам, этот остров долгое время необитаем. Когда образовывался городок, тут уже царила разруха и небытие. Здесь нет даже животных. И круглый год царит осень. Никто не знает, сколько лет уже пытается упасть листва с того дуба. Но никогда его ветви не были пусты, равно как не были и зелены. Местные жители знали о существовании на острове заброшенных хижин. Но до недавних событий никто не обращал на них особого внимания.

– Что же случилось?

– Несколько лет назад в городе пропал мальчик. Дети там и раньше время от времени бесследно исчезали. Но это был не просто мальчик, а сын мэра. А значит, на его поиски были брошены все службы. Мальчика искали везде: и в городе, и за его пределами. Следы привели сюда. Позже уже стало известно, что среди школьников в городке ходила легенда о таинственных жителях заброшенного острова. Посетить эти места среди детей считалось достижением, заслуживающим уважения, а провести здесь ночь значило прославиться немыслимым мужеством. Дети… – Фёдор устало вздохнул и продолжил свой рассказ. – Мальчишка тот, как я уже сказал, был сын мэра и, как следствие, хотел быть лидером среди сверстников. Кажется, он поспорил с кем-то о том, что проведёт здесь ночь. Тут обыскали всё, но нашли только лодку, на которой он приплыл. Мэр же стал привлекать службы более крупных масштабов. От них, собственно, информация и попала к нам. Когда мы прибыли, первым делом пообщались с детьми, которые знали о затее пропавшего мальчика. То же делали и другие службы, но они отметали информацию о призраках и колдунах, так как считали всё это лишь плодом воспалённого детского воображения. В отличие от них, мы последовали совету ребят и заглянули в оставшееся на окнах стекло. То, что мы обнаружили, потрясло нас. В этом окне вы видели семью, работающую в поле, не так ли? – Мы кивнули. – Загляните вон в то окно.

Он указал на окошко у другой стены совсем рядом с соломенной лежанкой, которую, видимо, собрал потерявшийся мальчик, чтобы переждать ночь. Окна с той стороны выходили на обрывистый берег и могучий дуб, стоявший на нём.

– В которое из них смотреть?

– В любое. Они все открывают вид на одну сторону дома.

Я подошёл к одному из центральных окон. Ещё не успев взглянуть через узкий осколок стекла, я услышал сдавленный возглас ужаса, сорвавшийся с уст Анны. Через секунду она отвернулась от окна и села прямо на пол. Её лицо было бледнее побелки, которая когда-то украшала стены этого дома.

Не без трепета я заглянул в окно. Мне трудно описать то, что я увидел через маленький осколок стекла, застрявший в оконной раме, но я попробую. Раскидистый дуб стоял всего лишь в нескольких метрах от этой стороны дома. Дерево было старым, но ещё очень мощным. Впрочем, это я видел и без стекла. Оно же показало мне, что на ветвях дуба под лёгким дуновением ветра болтаются привязанные за ноги тела детей. Не одного ребёнка, а многих. Там были мальчики и девочки. Одежда на них разительно отличалась от нарядов крестьян, работавших в поле. На двух или трёх из них я видел вполне современные брюки и рубашки. Все дети висели вверх ногами, словно туши забитого скота. Их лица были измазаны засохшей кровью, бившей когда-то бурными потоками из перерезанных шей. Под самой свежей жертвой стоял большой металлический чан, испачканный высохшей кровью. На его боковой стенке была хорошо заметна гравировка: хищная птица, пронзённая стрелой.
– Третий на левой нижней ветке – тот самый мальчик, которого все искали, – не без сожаления заметил Фёдор. – Его опознали родители.

– Как это возможно? – Анне пришлось хорошенько прокашляться, прежде чем голос начал её слушаться.

– Это реальный мир? – спросил я, всё ещё не в силах оторвать взгляд от увиденного. – Почему мы видим его только через стекло? Его через любое стекло увидеть можно?

Я поднял валяющийся на полу осколок и посмотрел сквозь него в окно, но увидел лишь пустой берег и одинокое дерево.

– Судя по трупам детей, мир тот вполне реален, – ответил Фёдор. – Но ни одним из привычных нам способов мы не можем ни увидеть, ни хотя бы зафиксировать его существование. Кроме как через эти стекла. Причём стекло должно быть обязательно в оконной раме. Вытащенное из неё, оно теряет эту способность. Это просто стекло. Равно как попытка установить обратно новое стекло или старое, изъятое ранее оттуда, приводит лишь к потере картинки.

Я не сомневался, что всё это было уже испробовано, и покосился на окно, где видел ровный срез стекла. Я вспомнил, как несколько недель назад Фёдор приносил нам для исследований похожий образец. Кажется, тогда результаты испытаний не дали ему той информации, которую он рассчитывал получить
.
– Может, надо было просто выломать все стёкла, да и дело с концом? – не слишком удачно пошутил я. Мне стали ясны чувства человека, который когда-то, зайдя сюда и увидев то, что увидели мы, разбил все стёкла в этом доме.

– Если бы всё было так просто, это уже было бы сделано, – без малейшей улыбки ответил Фёдор. – К сожалению, мы не знаем, каким именно образом дети попадали в тот мир. Нет гарантии, что это происходит посредством стекла. Но при этом стекло является единственным способом наблюдения за тем миром. И мы пока не можем себе позволить лишиться его.


– А кто-нибудь пытался оставаться тут на ночь? – спросила Анна.

– Я ночевал здесь как-то, – ответил Фёдор. – Но ничего не произошло. Мы даже однажды оставляли тут клетку с кроликом и камеру для ночной съёмки. Но тоже ничего не случилось. Не знаю, какие должны быть входные условия, чтобы открылась дверь в параллельный мир.

– А что требуется от нас? – поинтересовался я.

– Свежий взгляд на проблему, наверное, – грустно пожал плечами Фёдор.

– Известно ли, кто эти люди? – спросила Анна. Она осторожно поднялась и перешла к окну, в которое смотрела первый раз. Указав на работавших в поле крестьян, она закончила мысль. – Они ведь, я так понимаю, когда-то жили в этом доме?

– В этом и других домах на острове, – подтвердил Фёдор. – Это поселение вымерло задолго до строительства ближайшего города. Фактически никто ничего об этих людях не знает. Единственное, и то неточное упоминание об этом поселении мы встретили в архивных данных, относящихся к 1790 году. Там говорилось, что этот остров принадлежал некому дворянину, приехавшему откуда-то из Европы. Его звали Алерико Санатас. По какой-то причине он решил вместе с семьёй переехать в Россию. Кажется, он сильно интересовался нашей культурой. Его семья приобрела этот остров и крепостных. Но прожили они здесь недолго. По неизвестным причинам они либо уехали в неизвестном направлении, либо просто исчезли. Определённых данных на этот счёт нет.


– Видимо, они как-то попали в параллельный мир, – пробормотала Анна.

Я тоже подошёл к тому окну, где можно было разглядеть работавших в поле людей. Они всё так же трудились. Обычные крестьяне чуть дальше, а та пара, которая сразу показалась мне отличной от других, ближе к нам. Теперь я мог понять, что же смутило меня в них. Несмотря на крестьянскую одежду, сами их лица и осанка выдавали аристократическое воспитание. Да и жгучая чернота волос говорила об их неместном происхождении. Девочка, видимо, их дочь, тоже была одета просто, но во всё новое и свежее. Она сейчас сидела на траве рядом с родителями и играла с тряпичной куклой. Её такие же, как у родителей, тёмные волосы были заплетены в две густые косы.

– А дом хозяев сохранился? – сам не знаю почему, спросил я. – Или это и есть он?

– Да, – ответил Фёдор, – и несколько крестьянских хижин тоже, но в них ничего особенного нет. Их стёкла, где они ещё остались, не передают виды параллельных миров. Это всего лишь обычные заброшенные хижины. Мы вдоль и поперёк обыскали весь остров в поисках порталов в другие миры. Но ничего нет. Единственная аномалия, которая здесь есть, содержится в этом доме и в этих окнах.

– Но вы же хотели получить свежий взгляд? – напомнила Анна. – Полагаю, нам тоже следует всё внимательно осмотреть.

Мы ещё ненадолго задержались в домике на берегу. Вновь осмотрели всё, даже раскидали и снова сложили стопку сена в углу. Но кроме загадочных стёкол здесь нечего было искать.

Приближалось уже четыре часа, когда мы торопливо пошли в сторону видневшейся вдалеке мельницы. Дороги не было, и нам приходилось идти прямо по полю. Высокая трава, хоть и была сухой, не давала быстро двигаться. Стебли её, словно веревки, опутывали ноги, заставляя нас то и дело спотыкаться.

– Если мы не успеем закончить осмотр сегодня, можно будет вернуться завтра? – спросила Анна.

– Я предполагал, что мы задержимся здесь на ночь, – ответил Фёдор.

Мысль о ночёвке не слишком обрадовала меня. Я только что узнал о существовании убивающих детей призраков из параллельного мира, и у меня не было особого желания знакомиться с ними прямо сегодня. Но, с другой стороны, ночёвка – это хороший способ заметить что-нибудь необычное. Да и тем более я же уже не ребёнок, а значит, потенциально мне нечего бояться.

Заметив наше с Анной смущение, Фёдор сказал:

– Не волнуйтесь. Эта территория охраняется нашим институтом. Кроме нас здесь дежурит охрана. Во многих местах установлены камеры. Если с нами что-то случится, то охрана точно узнает. И если не успеет помочь, то по крайней мере у института появятся новые данные для решения проблемы этого острова.

Как фанатично это прозвучало. Я не очень хотел становиться подопытным кроликом, но и бежать сломя голову к лодке с криком «Верните меня назад!» я, конечно, тоже не собирался.

Прямо за похожим на скелет неведомого чудовища остовом мельницы виднелся барский дом. Он так же, как и все строения на этом острове, был сложен из брёвен. За ним располагался десяток маленьких, видимо, крестьянских домиков. Они тоже были изрядно потрёпаны временем. За крестьянскими домами виднелись густые заросли ивняка, примыкающие к речному берегу. Выходит, что мы оказались на другой стороне острова.

– А вам не кажется, что все эти дома как-то слишком хорошо сохранились для опустевших в… Как вы сказали? 1790-м? – задала Анна очередной вопрос.

– Да, около того, – подтвердил Фёдор. – Эти дома, действительно, сохранились на редкость хорошо. Возможно, на это повлияло отсутствие разного рода насекомых и микроорганизмов, разрушающих древесину. Всё живое, что существовало здесь когда-то, ушло. Или исчезло. Всё, что пыталось приходить сюда после, погибало. Это место питается жизнью. Для человека порог нахождения здесь – месяц, после этого начинает развиваться лейкемия. С чем это связано, не ясно. Никакими исследованиями не было подтверждено наличие тут какой-либо радиации. Но, тем не менее, это так. Несколько исследователей, которые занимались этим островом на первых этапах, к сожалению, скончались, хотя были не менее крепкими и здоровыми, чем мы с вами.

Осмотр мы решили начать с барского дома. Это был небольшой двухэтажный особняк. Кажется, хозяева прожили здесь недолго, раз не успели построить более эффектного жилища. На первом этаже располагались большая кухня, просторная столовая и две гостиные. Наверху – четыре спальни и кабинет. В отличие от домика на берегу, здесь мебель сохранилась. Но к ней страшно было прикасаться, такой трухлявой она выглядела. Обстановка в доме оказалась не менее скромной, чем сам дом. Не знаю, связано ли это с простотой и сравнительной бедностью хозяев или же здесь за столько веков всё-таки успели поработать мародёры. На первый взгляд в доме не было ничего необычного. Разве что огромный портрет главы семьи, висевший на стене в кабинете. Я сразу же узнал мужчину, работавшего в поле совсем рядом с одиноким домиком. Но на портрете он немного отличался от оригинала. Мужчину с портрета я никогда бы не перепутал с крестьянином, потому что сейчас на меня смотрел истинный дворянин, который, судя по наряду и окружавшей его на картине обстановке, был невероятно богатым. На нём был дорогого кроя камзол, а за спиной виднелся гобелен, изображающий птицу, пронзённую стрелой. Я решил, что это герб их рода. Человек с портрета одним своим властным взглядом заставлял наблюдателя понимать, кто перед ним. Его лицо источало ум и благородство и как будто что-то ещё. Я не мог сформулировать своё ощущение, но оно было странным. Внешность человека на портрете казалась приятной, но одновременно при взгляде на него в моей душе что-то сжималось, словно испуганный котёнок, прячущийся от грозы в сыром подвале.

– А как, вы сказали, зовут хозяина? – спросила вдруг Анна.

– Алерико Санатас.

– Он прибыл из Испании?

– Откуда-то из Европы. Точная страна нигде не указана.

– Его имя похоже на испанское.

Анна уже несколько месяцев занималась изучением европейской культуры и языков. В том числе и испанского. Так что в этом вопросе ей можно было довериться.

– Возможно, – подтвердил Фёдор.

– Имя «Алерико» имеет значение «всесильный» или «правитель всех», – сказала Анна.

– Что ж, красиво.

Я не понимал, к чему она клонит. Почти все имена имеют красивые значения. Я вот, например, Сергей, что значит «почтенный». Тоже не просто так по улицам хожу, знаете ли.

– Я не про красоту, – Анна строгим взглядом остановила мои скептические мысли. – Я про фамилию.

– А что с фамилией не так?

– Ну, это как будто анаграмма. Санатас. Или Sanatas, а если прочитать, наоборот, то «Satanas». То есть Сатана по-испански.

По моей спине пробежала одинокая, но крайне неприятная мурашка. Я начал понимать, почему у меня возникало неприятное ощущение при взгляде на портрет. Всесильный правитель всех Сатана. Какое-то не очень приятное совпадение, особенно если вспомнить трупы детей, висящие на дереве. Я уже хотел это озвучить, но моё внимание привлекло какое-то движение в коридоре.

– Вы это видели? – почти крикнул я, выбегая из кабинета.

– Что? – в один голос переспросили коллеги.

– Там была кошка!

– Здесь не может быть кошек, – скептически поднял бровь Фёдор.

– Но я сейчас точно видел кошку. Чёрную такую. Пушистую. Да вон же она!

Я указал на входную дверь. И действительно, в открытом дверном проёме сидела кошка. Чёрная, с очень яркими глазами разного цвета. Даже с такого расстояния я мог разглядеть это. Один глаз у неё был зелёный, а другой – голубой. Видел ли я когда-нибудь столь ненавидящий взгляд у животного? Кажется, нет.

– Откуда здесь может быть кошка? – растерянно пробормотал Фёдор.

– Вы говорили, здесь есть охрана, – сказала Анна. – Может, кто-то из них привёз кошку?

– Зачем им кошка, если мышей здесь нет? – недовольно проворчал Фёдор. Он тут же извлёк из кармана телефон и позвонил дежурившему охраннику, но тот понятия не имел ни о какой кошке. А также сообщил, что их тепловизоры, постоянно исследующие остров, сейчас показывают, что здесь только мы трое и охрана. Никаких кошек.

– Очень любопытно, – задумчиво произнёс Фёдор, завершив разговор с охраной.

Кошка, взирая на нас с некоторым вызовом, продолжала сидеть у двери.

– Может, её поймать? – предложил я.

– Подожди. Давай сначала сами проверим. Может, у них с тепловизором что-то или ему мощности на кошку не хватает.

Это, конечно, было маловероятным. Наш институт хоть и имел кучу тайн, но на оборудование не скупился. Тем временем Фёдор снял с пояса карманный тепловизор и навёл его на кошку. Потом повернулся так, чтобы я попал в поле действия датчиков тепловизора. После чего снова повернул прибор к кошке.

– Очень странная кошка, – сказал он наконец.

– Может, это привидение?

– Либо с ней случилось что-то, из-за чего она совершенно перестала излучать тепло.

– Кажется, вариант с привидением выглядит более похожим на правду, – заметил я, осознавая, что ни единого физиологического процесса, за счёт которого живое существо может перестать улавливаться тепловизором, я не знаю. Конечно, есть разные приборы и защитные скафандры, но это просто кошка. У неё нет ничего, кроме обжигающе холодных глаз.

Я стремительно направился к ней, но, словно ожидая этого, кошка выскочила на улицу. Как быстро я ни бежал, она всё же успела скрыться. Мы побродили вокруг барского дома ещё некоторое время, но кошка больше не появлялась. Обследования мельницы и крестьянских домов тоже ничего не дали. Проблема была в том, что в действительности мы и не знали, что искать. Да, в домах осталось много разной трухлявой мебели и утвари. Всё это было оставлено так, словно использовалось ещё за минуту до исчезновения жителей. Было очевидно, что поселенцы острова никуда не уезжали и даже не планировали этого делать. Они спокойно жили до того момента, как что-то случилось. Но что и как это случилось, было абсолютно не ясно.
Не получив ответов ни на один из мучивших нас вопросов, мы решили вернуться туда, откуда начали поиски, – в одинокий домик рядом с дубом. Ночь нам предстояло провести там.

Мы разместились на сложенной большой кучей соломенной лежанке в дальнем углу домика и наскоро перекусили бутербродами. Есть в общем-то и не хотелось. Ночь была тёплая, но луна скрылась за плотными облаками. Я встал и, потягиваясь, прошёлся по комнате. Оказавшись около окна, где раньше можно было наблюдать работающих крестьян, я остановился и заглянул через стекло. Теперь на поле никого не было. Кажется, и они ушли на законный отдых.
– Я тут подумал, – я не был уверен, что сформулирую мысль достаточно понятно, но не спросить не мог, – у них каждый день одинаково проходит? Как цикл. Или они просто живут, развиваются? Ну, как мы.

– Не совсем одинаково, – пояснил Фёдор. – Мы тоже думали, что они застряли в одном дне, если так можно выразиться. Но это не так. Их дни здесь отличаются один от другого. Более того, хотя здесь вечная осень, там у них и погода, и сезоны меняются. Только люди не стареют. И не растут, если говорить о той девочке, дочке хозяев.

– Как странно это, – устало пробормотала Анна.


– Нам стоит вести наблюдение по очереди, – сказал Фёдор. – Иначе, если мы так и не ляжем спать, завтра от нас не будет никакого толку. Я буду дежурить первым. А вы спите. На рассвете опять продолжим исследование.

Я не хотел и даже немного боялся засыпать, но, как только моя голова оказалась на неудобной и местами колючей соломенной лежанке, я волшебным образом тут же провалился в сон. Снилось ли мне что-нибудь? Я не помню. Мне показалось, что прошло всего несколько минут и меня снова разбудили. Это была Анна. Оказалось, что и она, и Фёдор уже отдежурили, а теперь настало моё время. Оставалась ещё пара часов до рассвета. Я сел и потёр лицо, пытаясь проснуться. Луна не появилась, но глаза, насколько это возможно, привыкли к темноте. Так, вяло озираясь и прислушиваясь, я просидел больше часа. Близился рассвет. Рядом едва слышно посапывала Анна. Чуть дальше крепко спал Фёдор. За пределами дома не было слышно ни звука. Я безмятежно осматривался, как вдруг два появившихся из ниоткуда огонька заставили меня вздрогнуть. Один из них был ярко-зелёным, а другой – насыщенно голубым. Сон как рукой сняло. Я присмотрелся. В дверном проёме стояла кошка. Она, не отрываясь, смотрела на меня и, казалось, изучала. Я осторожно сжал руку Анны. Девушка испуганно дёрнулась. Я дал ей знак сесть. Она медленно поднялась и тоже увидела нашего незваного гостя.

Так же безмолвно я показал ей на Фёдора, давая понять, что его стоит разбудить. А сам очень медленно стал подбираться ближе к кошке. Она оставалась на месте, словно ждала меня. Или, может, заманивала? От этой мысли как-то неприятно кольнуло в области груди. А что, если кошка – это сам Сатана, сменивший обличие, чтобы путешествовать в мире живых? Меня успокоило только то, что у мужчины на портрете не было гетерохромии. Он имел совершенно одинаковые, пусть и очень тёмные глаза. Впрочем, и доказательств того, что он действительно имел хоть какое-то отношение к тому, чьё имя являлось анаграммой его фамилии, у нас тоже не было.

Я уже почти дотянулся до чёрного мехового комка, когда кошка резко вскинулась и выбежала из домика. Впрочем, пробежав несколько метров, она остановилась и вновь выжидающе посмотрела на меня. Игра началась. Кошка, очевидно, хотела, чтобы я шёл за ней.

Тем временем Анна разбудила Фёдора, и они тоже спешно вышли на улицу. Я пошёл вслед за кошкой. Было темно, я едва мог различить её смутные очертания. Кошка вновь побежала и теперь не останавливалась. Я ускорил шаг, чтобы не потерять её из виду. Через несколько минут я почти бежал за ней, то и дело спотыкаясь о густую полевую траву. Я изо всех сил напрягал зрение, боясь потерять пушистого путеводителя. До меня доносились шаги бегущих позади коллег. В отличие от меня, они догадались прихватить с собой фонари. Я видел свет за своей спиной, но это мне мало помогало выслеживать кошку. Она то исчезала в густой траве, то вновь появлялась и наконец привела нас к зарослям ивняка за окраинными полуразрушенными крестьянскими домишками на противоположном берегу острова. Почти все деревья здесь были сухие. Сломанные многовековыми ветрами ветви лежали друг на друге и мешали продвижению. Кошка пропала из виду.

– Разумно ли обыскивать заросли в темноте? – словно задавая вопрос самой себе, пробормотала Анна.

Она стояла прямо за моей спиной и крайне неуверенно смотрела на тесно и почти угрожающе сплетавшиеся меж собой ветви.

– Возможно, если вернёмся днём, то сможем лучше осмотреть здесь всё, – я прекрасно понимал чувства Анны. Входить в эти заросли сейчас абсолютно не хотелось. Даже розовеющее на востоке небо не могло заставить меня пересмотреть это решение. Но Фёдор мог:

– Фильмов насмотрелись? Наука – это вам не страшилки, что по телеку показывают. Велика вероятность того, что то, что мы ищем, видно только в темноте или в определённый час. Я не хочу тратить ещё одну ночь на поиски, если разгадка может быть найдена уже сейчас.

Не говоря более ни слова, он уверенно вошёл в заросли. Желтоватый свет фонаря, рассекая предрассветную тьму, медленно стал удаляться от нас. Фёдор был прав: растягивать исследование ещё на сутки было бессмысленно. Я оглянулся в надежде услышать мнение Анны, но её за мной не обнаружилось. Тёмная пустота вокруг, казалось, готовилась поглотить меня. Куда делась Анна? Боковым зрением я увидел, как в зарослях ивняка мелькнул свет второго фонаря. Мне не оставалось ничего, кроме как, собрав по крупицам всю свою смелость, тоже пойти вслед за ними.

Заросли оказались довольно густыми. Пробираться сквозь них было не то что неудобно, а крайне тяжело. Местами сломанные ветки были навалены в кучи, полностью препятствовавшие продвижению вперёд. Кошки нигде не было видно. Боковым зрением я замечал мелькающие среди деревьев фонари. Это меня успокаивало. Я почти дошёл до берега реки. Здесь он был пологий. Плотные заросли доходили до самой воды. Земля под ногами была мягкая, влажная и больше походила на болотную жижу. В один момент мне показалось, что я вновь увидел кошку. Она сидела на куче сваленных веток. Я, спешно расталкивая руками заросли, поспешил туда, но кошки там не оказалось. Возможно, она мне только почудилась. Я уже хотел обойти эту громоздкую кучу веток и отправиться дальше, но что-то в ней привлекло взгляд. Мне показалось, что под ветками что-то лежит. Я попробовал просунуть руку между ними, чтобы хотя бы потрогать то, что скрывалось там, но ничего не вышло. ветки лежали слишком плотно. Одну за другой торопливо, если не сказать нервно, я принялся их убирать. Душу сковало предчувствие плохого, но я не мог остановиться. Когда большая часть веток была убрана, я понял, что скрывалось под ними. Стараясь придать голосу больше спокойствия, я позвал Фёдора и Анну.

– Ты что-то нашёл? – спросила Анна, с трудом пробравшись ко мне сквозь плотные заросли.

Фёдор к этому моменту тоже успел подойти, и поэтому я просто ткнул пальцем туда, где ещё недавно лежала куча ветвей.

– Колодец… – в голосе Фёдора чувствовалось волнение.

Я убрал последние ветки. Теперь тёмный зев колодца смотрел на нас с бесстыдной наготой. Дна не было видно, а из неизведанной глубины на нас веяло дыханием смерти. По крайней мере, так казалось мне.

– Вы знали о нём? – спросила Анна.

– Нет, – растерянно покачал головой Фёдор. – Хотя эти заросли обследовались. И не раз.

Анна присела у края колодца и направила свет фонаря в его глубину.


– Воды не видно.

– Нам придётся спуститься туда, – сказал Фёдор. – Я сейчас.

Куратор спешно направился к границе зарослей, по пути набирая в телефоне номер охраны. Через несколько минут он вернулся, держа в руках прочную верёвку.

– Я спущусь первым и посмотрю, что там, – строго сказал он.

Мы привязали один конец верёвки к прочному корню, выступавшему из земли рядом с колодцем, и Фёдор стал спускаться во тьму. Мы следили за ним с замиранием сердец. Пройдя почти половину пути, он задержался, чтобы осмотреть каменную стену колодца. Фонарь Фёдор держал в зубах. Повиснув на одной руке, он поскрёб пальцем по выступающему камню кладки.

– Что там? – с тревогой спросила Анна.

– Как будто следы когтей, – отозвался Фёдор. – Спускаюсь ниже.

Он снова стал медленно удаляться в темноту. Прошло ещё немного времени, и натяжение верёвки ослабло.

– Я на дне, – донеслось из колодца. – Здесь тоннель. Спускайтесь.

Один за другим спустившись на дно колодца, мы остановились перед низким аркообразным входом в тоннель. Фёдор освещал его фонарём, внимательно разглядывая письмена, вырезанные на камне у входа.

– Кажется, латынь, – сказал он.

Мы подошли ближе. На крупном камне над входом в тоннель была вырезана фраза «Aeternitas еst vita».

– Только вечность есть жизнь, – перевела Анна.

– Звучит многообещающе, – пробормотал я.

Мы вошли в тоннель. Он начинался тесным проходом, но затем постепенно расширялся. Здесь было сухо и пусто. Казалось, влажность реки избегала этих подземных путей. Пару раз тоннель поворачивал, но разветвлений не было, так что мы уверенно продвигались вперёд, не страшась заблудиться. После третьего поворота свет фонарей выхватил из темноты некий предмет. Мы ускорили шаги. Чем ближе мы подходили, тем явственней проступали очертания таинственной вещи. В отсветах фонарей я видел, как Анна резко закрыла рот рукой, пытаясь сдержать крик.

– Это он, – не особо эмоционально пробормотал Фёдор, видимо, пытаясь осознать факт находки.

– Это же тот самый чан, в который собирали детскую кровь, – наконец сказала Анна.

– Да, – подтвердил я. – Почему он тут?

Ответа не было. Чугунный чан лежал на каменном полу тоннеля вверх дном, но перепутать его было сложно. Тем не менее мы захотели перевернуть его, чтобы убедиться наверняка в том, что нашли тот самый артефакт.
Чан был огромен и тяжёл. Мы взялись за него все втроём, но даже так нам пришлось приложить немало усилий, чтобы его перевернуть. От напряжения у меня даже немного закружилась голова. Когда же нам всё-таки удалось перевернуть находку, не осталось никаких сомнений – это был тот самый чан. Его внутренняя часть оказалась покрыта засохшей кровью, а на боковой стенке отчётливо проступал выгравированный герб рода Санатас. Анна отшатнулась и закрыла лицо рукой.

– Как же чан здесь оказался? – Фёдор задумчиво почесал подбородок. – Мы ведь видели его под деревом.

– Под деревом в параллельном мире, – заметил я.

– Мне что-то нехорошо, – пробормотала Анна.

Я посмотрел на неё и испугался. Девушка дрожала, словно лист на ветру. Фёдор взял её под руку и отвёл в сторону.

– Хочешь вернуться назад? – спросил он.

– Нет, – Анна старалась не глядеть на чан. – Просто давайте уйдём от него.

Фёдор кивнул. Осторожно придерживая Анну под руки, мы оставили чан и отправились дальше вглубь тоннеля. Вскоре пол плавно стал подниматься. Кое-где даже попадались невысокие ступени, а через несколько минут мы оказались у железной лестницы, прочно прикованной к стене. В потолке над ней обнаружился узкий люк, прикрытый деревянной крышкой.

– Я проверю.

Предоставив Анну моим заботам, Фёдор быстро взобрался по лестнице и толкнул люк. Крышка легко поддалась. Фёдор заглянул в отверстие, а затем повернулся к нам.


– Это одна из хозяйственных построек. Мы были тут вчера.

Я с облегчением кивнул. Фёдор поспешно забрался наверх, а затем мы вместе помогли Анне подняться. Оказавшись в сарае, я с удовольствием развалился на покрытом сеном полу. Путешествие по подземному тоннелю действовало на меня угнетающе. Анна постепенно приходила в себя. Она больше не казалась болезненно бледной, только встревоженной и уставшей.

– Что теперь? – спросил я у Фёдора.

– Доложим о находке и дождёмся группу химиков. Надо будет взять больше света и сделать фотографии.

Я вздохнул. Возвращаться в подземелье не хотелось даже со светом.

Отдохнув несколько минут, мы вышли из сарая. Уже совсем рассвело. Чуть в стороне находились крестьянские дома, а за ними виднелась крыша особняка хозяев. Вроде бы ничего не изменилось, но в то же время в это утро всё было как-то не так. Только сейчас я осознал, что вдыхаю аромат травы. За всё время пребывания на этом острове я ни разу его не ощущал, а теперь почувствовал так резко и так насыщенно, словно он был ненастоящим. Я посмотрел в сторону крестьянских жилищ и на мгновение остолбенел. Среди домов промелькнула фигура. Женская фигура в крестьянском платье. Когда первое оцепенение прошло, я повернулся к Фёдору и Анне.

– Вы ничего не видели? – спросил я.

– Нет, – сказал Фёдор.

– Мне показалось, будто женская фигура скрылась среди тех домов.

Они посмотрели в том направлении, но ничего не увидели.

– Давайте-ка проверим, – с сомнением сказал Фёдор. – Может быть, кто-нибудь из города приехал.

Но я с этим предположением не был согласен. В рассветных лучах я ясно видел на женщине крестьянское платье. Сомневаюсь, что сейчас даже в сильно периферийных местностях носят такие.

Мы торопливо направились к домам, но не успели пройти и сотни метров, как услышали звуки. Это не были шорохи сухой травы или падения листьев. Не были это и звуки поскрипывания сорванных временем дверей. Это были голоса. Много голосов.

Со стороны деревни отчётливо доносились смех и пение. Через пару секунд мы увидели и сами источники звуков. Это были крестьяне. Все те, кого мы наблюдали вчера, работавшими на поле, вышли трудиться и сегодня. Только теперь мы видели их без особых стёкол.

Крестьяне тоже увидели нас. Они остановились. Пение и смех разом смолкли. Люди молча и напряжённо разглядывали нас. Наконец от толпы отделился человек и уверенно направился в нашу сторону. Это была маленькая девочка в розовом платье, отделанном красивым орнаментом. Её тёмные волосы были собраны в две косички. Она подошла совсем близко, но ничего не сказала. Карие глаза смотрели на нас, не моргая и словно бы изучая. Мне лично показалось, что взгляд у неё какой-то слишком уж взрослый. Но Фёдор, души не чаявший в детях, не обратил на это внимания. Он сделал несколько шагов навстречу ей, слегка наклонился вперёд и дружелюбно сказал:

– Привет, котёнок. Не бойся нас.

– А я вас и не боюсь, – ответила девочка, продолжая внимательно нас разглядывать.

– Вот и славно, – ответил ей Фёдор. – Как тебя зовут?

– Агнесса.

– Какое красивое имя. Мы пришли с миром, Агнесса, и не хотим никого обижать. Мы заблудились. Ты не подскажешь, что это за деревня?

– Это усадьба Санатас. – сказала девочка. – Я провожу вас к отцу.

С этими словами она развернулась и, горделиво задрав подборок, направилась в сторону хозяйского дома. Девочка ни разу не обернулась, чтобы проверить, идём ли мы за ней. Впрочем, нам ничего и не оставалось. Вслед за Агнессой мы проследовали мимо изумлённо таращившихся крестьян. Никто из них так и не произнёс ни слова.

Хозяин находился в столовой и завершал завтрак. На столе перед ним красовалось блюдо с варёным мясом и яйцами. Девочка, минуя всех слуг, провела нас сразу к нему.

– Мы нашли их в поле, – сказала она отцу и тут же удалилась.

Проводив дочь задумчивым взглядом, владелец усадьбы Санатас повернулся к нам. Он выглядел в точности как на картине, которую мы видели вчера в этом доме. Проницательный, изысканный, властный. Он не стал терять время и сразу же спросил:

– У вас странные одежды. Кто вы такие?

– Мы – путешественники, – ответил за всех Фёдор. – Мы передвигались по реке и остановились заночевать на этом острове, не зная, что он кому-то принадлежит. Но, видимо, нашу лодку ночью унесло течением.

– Как ваши имена? – прервал его разъяснения хозяин дома.

– Меня зовут Фёдор. Это Сергей и Анна.

– Сколько вам лет?

– Мне скоро будет 53. А им 33 и 30. А почему вы спрашиваете?

– Потому что полагаю, что вы пришли сюда с целью просить у меня новую лодку. Не так ли?
 
– Возможно.

– Так вот что я вам скажу, – Алерико Санатас встал, властно выпрямился и подошёл ближе к нам. Он оказался очень высоким и крепко сложенным мужчиной, ничем не уступавшим по габаритам Фёдору. – Я скажу, что лодку придётся заслужить. У нас сейчас много полевых работ. А рук не очень много. Полагаю, двух дней работы в поле будет достаточно для оплаты лодки.

– Благодарим вас за доброту, – сказал Фёдор, слегка склонив голову. – Когда нам нужно приступать?

– Прямо сейчас. Если вам нужно поесть, мои крестьяне с удовольствием поделятся с вами запасами.

С этими словами он отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

Местные крестьяне действительно оказались настолько любезными, что поделились с нами своей едой и инструментами. Это были простые, очень недалекие люди. Сегодня они работали в той части поля, что находилась ближе к основным строениям деревни. Тем не менее дуб, точно игрушками увешанный телами мёртвых детей, был хорошо виден из этой части поля. Срезая серпом колосья пшеницы, я осторожно наблюдал за крестьянами. Они, казалось, не обращали никакого внимания на злополучное дерево.

Оказавшись рядом с одним из рабочих, я попытался завести разговор.

– Я видел у вас там дерево, – начал я, но тут же осёкся, так как крестьянин взглянул на меня хмуро, если не сказать враждебно.

Я поспешил отойти и снова сделал вид, что погружён в сбор урожая. Через некоторое время Фёдор тоже предпринял попытку разговорить крестьян. Когда пришло время перерыва и многие из них разошлись к стогам, чтобы перекусить, наш куратор подсел ближе к молодой крестьянке, любезно угостившей нас хлебом.

– Удивительная у вас усадьба, – осторожно заговорил он. – Красиво тут… А река какая…

– Да… – ответила крестьянка. – Тут хорошо живётся.

– И барин у вас отличный, – сказал Фёдор. – Сразу видно, что умный и понимающий.


Женщина кивнула, но не ответила.

– А вот интересно, – сделав вид, что не заметил её отстранённость, продолжил Фёдор. – Дерево у вас… Вон там. Это обряд какой?

Губы крестьянки плотно сжались. Она огляделась, высматривая других крестьян, но те были довольно далеко от нас.

– Вы не беспокойтесь, – стараясь говорить как можно простодушнее, сказал Фёдор. – Это мы так… Просто интересно.

– Не стоит вам интересоваться. Боги всё видят. Вы – чужаки. Наши Боги вам не рады.

Сказав это, крестьянка закинула остатки хлеба в корзину и спешно поднялась.

– Вам тут не место, – сказала она, а затем развернулась и пошла к ближайшей группе крестьян. Глядя ей вслед, Фёдор недовольно поморщился.
 
Во второй половине дня к полевым работам присоединились и хозяева. Они держались в стороне. Алерико общался только с крестьянскими старшинами и, казалось, обсуждал с ними предстоящие в ближайшие дни труды. Агнесса играла с куклой, сидя на стогу, и изредка равнодушно поглядывала на нас. Супруга хозяина же проявляла к нам ещё меньше интереса. Она собирала посевы на самом краю поля, почти ни с кем не разговаривала и даже не смотрела в нашу сторону.
На ночь нас разместили в хлеву. Утомившись от дневных работ, мы растянулись на сложенной для нас соломенной лежанке и разделили скудный ужин.

– Что будем делать? – устало потягиваясь, спросила Анна.

– Ну уж точно не спать, – сказал я.

– Нужно разузнать о них как можно больше, а потом выбираться, – сухо сказал Фёдор.

– Разузнаешь тут, – недовольно проворчал я.

– Они нам не доверяют, и это понятно.

Фёдор встал и подошёл к двери. Она оказалась не запертой.

– Похоже, не доверяют не настолько, чтобы запирать, – ухмыльнулся я.

– Надеюсь, что так… – задумчиво произнёс Фёдор.


Он слегка приоткрыл дверь и выглянул.

– Снаружи тихо, – сказал он. – Кажется, в деревне не принято гулять по ночам.

Всё же для уверенности мы подождали ещё с полчаса, прежде чем выбрались из хлева. В деревне и правда было тихо. Небо в эту ночь было чистое, безоблачное. Убывающая луна ярко освещала улицу. В редких крестьянских хижинах ещё горели одинокие свечи, но большинство домов уже были погружены в сон. Мы осторожно двинулись в сторону поля.

– Подберёмся к дубу, – тихо сказал Фёдор. – Хочу осмотреть тот уединённый дом в их реальности.

Стараясь двигаться как можно тише, мы прошли мимо ещё двух крестьянских домов, когда я замер. Оглянувшись, я пристально вгляделся в угол одного из строений. Лунный свет почти не достигал этого места, и тьма там казалась непроглядной.

– Что там? – обеспокоенно спросила Анна.

Она подошла ближе и тоже вгляделась в темноту, сгустившуюся у этого строения.

– Не знаю, – неуверенно ответил я. – Там как будто что-то двигалось.

– Я ничего не вижу. Может показалось?


– Может, – ответил я, но без особой уверенности.

Мы снова продолжили путь, но я никак не мог отделаться от ощущения, что за нами наблюдают чьи-то пристальные глаза. У крайнего крестьянского дома мы остановились. Впереди лежало поле, а за ним в отдалении был виден дуб и одинокий силуэт мистического строения. Там были люди. С десяток крестьян. Одни разожгли большой костёр у подножия дерева. Другие, встав на крупные ящики, привязывали к ветвям дуба какие-то верёвки.

– Что там… – Фёдор резким движением заставил Анну замолчать и поспешно отступил в тень, увлекая нас за собой.

В то же мгновение мы заметили, что среди колосьев совсем недалеко от нас мелькали человеческие фигуры. Они приближались.

– Почему опять мы? – долетел до нас возмущённый мужской голос.

– А ты видел того бугая? Кто, кроме нас, его скрутит? – заговорил другой.

– Это тебе не детей вязать, – поддакнул третий.

– Можно подумать, нам с них много проку, – продолжал ворчать первый. – Бугай тот вообще старик уже.

– Хватит ныть! – рявкнул самый крупный из мужчин, тот, что замыкал четвёрку. – Делай что приказали. Хозяйке виднее.

Мужчины замолчали. К этому времени они уже выбрались из колосьев и проследовали мимо нас вдоль спящих крестьянских домов.

– Думаете, они за нами? – тихо спросила Анна, когда мужчины скрылись из виду.

– А за кем ещё? – хмуро ответил Фёдор.

– Надо бы выбираться... – сказал я, но резко замолчал, потому что почувствовал, как чья-то рука осторожно, но настойчиво сжала моё плечо.

Я медленно обернулся. За мной стояла женщина в крестьянском платье. Она взволнованно приложила палец к губам, приказывая мне молчать, а затем поманила за собой. Я не двигался. Не столько от страха, сколько от изумления. У женщины были большие, просто огромные глаза. Один ярко-зелёный, а другой голубой.

Анна выглянула из-за моего плеча и тоже увидела незнакомку.
 
– Это же… – пробормотала она.

– Тише, – едва слышно произнесла женщина и, беспокойно оглянувшись, добавила: – Идите за мной.

На этот раз мы послушались. Незнакомка открыла дверь дома, в тени которого мы прятались, и впустила нас туда. Это был ещё один хлев. Полупустой и тесный. Здесь было всего одно окно, плотно закрытое ставнем. На полу в уединенном углу горела небольшая свеча. Женщина пропустила нас внутрь и тут же закрыла дверь на щеколду. Несколько секунд она прислушивалась к тому, что происходило на улице. Казалось, деревня всё ещё спала.

Наконец женщина повернулась к нам. Теперь в свете свечи мы могли разглядеть её лучше. Красивые, правильные и гордые черты испанской женщины. Распущенные густые чёрные волосы завивались на концах чёткими локонами. Я сразу узнал её. Это она работала в поле вместе с хозяином острова тогда, когда мы смотрели на них сквозь стекло. Но там, в поле, я видел лишь профиль этой женщины, поэтому не мог знать, что именно она является обладательницей гетерохромии.

– Это были вы, – сказал я. – Вы – кошка.

Женщина грустно улыбнулась и отступила на шаг назад. На одно мгновение я подумал, что она сейчас уйдёт. Но даже если эта мысль и посетила незнакомку, то она сразу же отмела её.

– Это вы заманиваете сюда детей, – снова заговорил я. – Зачем вы их убиваете?

– Я – не убийца! – на секунду неуверенность незнакомки сменилась презрением. – И я никого не заманивала.

– Но вы же привели нас сюда, – не согласилась Анна. – И теперь нашли нас под покровом ночи. Зачем?

– Вы искали ответы, – тихо, но в тоже время твёрдо произнесла женщина. – Я лишь показала, где их искать. Но так ли вы хотите получить эти ответы?

В этот момент Фёдор примирительно поднял руки и встал между нами и незнакомкой.

– Простите нас, – сказал он. – Мы не хотели вас обидеть. Вы, очевидно, нашли нас с какой-то целью. Так, может быть, присядем и обсудим всё спокойно?

Женщина нерешительно взглянула на меня, но я постарался убрать с лица выражение недоверия и опустился на пол рядом со свечой. Когда все остальные тоже сели, присела и незнакомка.

– Так кто вы такая? – спросил у неё Фёдор.

– Меня зовут Элоиза, – сказала женщина и тут же, как мне показалось, с немного преувеличенной гордостью добавила: – Элоиза Санатас. Я – хозяйка этого острова.

– Вы ведь переехали сюда из-за границы? – спросила Анна.

– Да.

– Из Испании? – уточнила Анна.

– Испании… Португалии… Франции… Чехии… – несколько устало произнесла хозяйка острова. – Мы много где жили.

– Вы так часто переезжали? – удивился я.

– Да, – снова подтвердила она, довольно сухо.

– Но почему? – спросил Фёдор.

– Нас не принимали, – с этими словами женщина смущённо отвела взгляд, но потом, словно что-то решив для себя, она вновь повернулась к нам и устремила свой гордый взгляд прямо на меня. – Мои глаза… Вы и сами видите, это глаза ведьмы. Куда бы мы ни приезжали, всюду во мне видели колдунью. На нас нападали. Нас изгоняли. Меня винили в неурожаях и смертях. Церковь преследовала меня. Мой супруг... Он очень любит меня и нашу дочь. Он всегда защищал нас и пытался найти хорошее убежище. Поэтому мы переезжали снова, и снова, и снова...

– Так вы – ведьма? – изумился я.

– Нет, – хозяйка острова отрицательно покачала головой. – Бог дал мне лик ведьмы, но не колдовские чары. Разве что…

– Но вы же превращаетесь в кошку? – перебил я.

– Это всего лишь плата за переход. В вашем мире я не могу быть собой. На это не хватит моих жизненных сил.

– То есть переход возможен? – уточнил Фёдор. – В обе стороны?

– Как видите.

– Но как? – спросила Анна.

– Есть предметы, – сказала Элоиза Санатас. – Прикосновение к ним открывает завесу времени.

– Что это за предметы? – поинтересовался я.
 
– Те, что создали цикл.

Мы неуверенно переглянулись. Поняв, что мы окончательно запутались в попытках разобраться, Элоиза Санатас вздохнула и пояснила:

– Давайте я расскажу вам, как это случилось. Тот цикл, в котором мы оказались, был не всегда. Как я уже сказала, мы постоянно меняли места. Города… Страны… Не всё ли равно. Мы бежали от себя и от других, не задерживаясь нигде более месяца. Это было нелегко. Особенно для нашей дочки. Она – чудная девочка. Правда. Месяц до её рождения лил дождь, но в тот момент, когда она появилась на свет, выглянуло солнце. Это было во Флоренции… Весь город тогда словно озарился сиянием. Мы думали, что это знак. Добрый знак. Для нас с Алерико Агнесса стала отдушиной в жестоком, ненавидящем мире. Особенно для мужа. Он всегда в шутку говорит, что ведьма родила для него ангела, – здесь Элоиза невесело усмехнулась. – Но ребёнку тяжело жить в бегах. Разве должен малыш скрываться от мира, всё время боясь за свою жизнь?

Тут она посмотрела на Фёдора и, найдя в его глазах поддержку, продолжила:

– Мы просто искали покоя, а дорога сама привела нас сюда. Чтобы реже контактировать с другими людьми, мы приобрели этот остров. В вашей стране удивительно миролюбивые люди. Они смотрели на меня с удивлением, но никогда не боялись. Здесь мы действительно обрели покой. Временами, конечно, ходили слухи о моём колдовстве, но они не предвещали никаких серьёзных опасностей. Тем не менее обряд был свершён. Мы не хотели этого. Мы даже не знали о том, что это возможно. Мы хотели только мира на своей земле. Первой жертвой стал мальчик. Бездомный мальчишка, оказавшийся в наших краях случайно. В деревне почти не было детей, и, чтобы Агнесса не скучала, мы решили приютить его. Ему поручали несложную работу по дому, а всё свободное время он проводил вместе с Агнессой в её летнем домике, на другой стороне острова.

– Подождите, – перебил я, – это тот самый домик, что стоит отдельно? Там за полем? Возле дерева.

– Да, – кивнула Элоиза Санатас. – Это именно тот домик, где я нашла вас вчера ночью. Он был построен для личного пользования Агнессы. Там она играет. Фантазирует... Какая у неё удивительная фантазия! Если бы вы только видели, какие представления она иногда нам устраивает. Лучшие театры мира могли бы позавидовать!

– Так это был просто игровой домик вашей дочери, – вернула её к основному вопросу Анна.

– Да. Часто они играли там вместе с тем мальчиком… – Элоиза на мгновение задумалась. – Однажды утром его нашли мёртвым. Некто убил его ночью на берегу реки. Тело мальчишки было перевёрнуто и наспех, неаккуратно привязано к дереву. Его шея была перерезана, а вся кровь выпущена. Всё, что произошло там… Всё это было так торопливо, так нехорошо… Его кровью был омыт берег острова. Я никогда до этого не думала, что в одном ребёнке может быть столько крови. Тот… кто совершил это… успел за ночь обойти весь остров и напитать берега живительным соком. После чего был совершён обряд. Слова, что нельзя произносить, были сказаны. Это случилось в том одиноком доме.

– Кто совершил это? – со смешанным чувством ужаса и отвращения спросил Фёдор.

Но Элоиза Санатас словно не услышала этого вопроса.

– Мы не сразу поняли, что произошло. Да, сам факт жестокого убийства поверг нас в ужас. Мы искали убийцу, но когда узнали правду… Это было тяжело. Обряд, что был осуществлён, замыкал весь остров во временной цикл. Мы перестали стареть. Те года, что предназначались убитому мальчику, были перераспределены между нами всеми. Мы проживали год за годом, не старея и не изменяясь. Его жизненные силы питали нас столько, сколько могли. Когда же они иссякли, был проведён новый обряд. А потом ещё и ещё один. В жертву приносились дети, потому что они не успели растратить жизненные силы. Мы стали существовать отдельно от остального мира, и нас всех это устраивало. Те дети, что попадали сюда из вашего мира, являлись чем-то вроде подарка судьбы для нас. Они никому не были дороги, значит, никто из нас не жалел об их не прожитой жизни.

– Но неужели вам самим не было отвратительно от всех этих жертв? – спросила Анна. – Я не верю, что никто не взбунтовался! Разве крестьяне могли принять такое?

Элоиза Санатас нервно дёрнула плечами.

– Сначала всё хранилось в строжайшем секрете. Пока текли годы первого мальчика, никто, кроме нас, не знал о случившемся. А после… Вы знаете, вечная жизнь – это очень заманчивая перспектива. В неё сложно поверить, но если испытать на себе… Невозможно устоять. Так и произошло. Народ пошёл на зов вечной жизни. Убийства перестали быть убийствами, а стали священными жертвами. Домик на берегу – храмом. Мы живём здесь уже многие столетия. У нас есть всё, что нужно, и даже больше. Мы счастливы, и наш народ тоже счастлив.

– И тем не менее вы привели нас сюда? – напомнил ей Фёдор.

– Я не хочу больше невинных жертв. Поймите меня… Я ведь тоже мать… Я уверена, что все те ребята, что случайно появлялись здесь, были хорошими детьми. У них были родители, бабушки, дедушки, друзья. Их тоже очень сильно любили. Бог не дал мне больше своих детей, и мне больно смотреть на гибель чужих. Я не могу остановить то, что происходит здесь. Я пыталась. Правда. Но из этого ничего не вышло. И всё же я хочу помочь сделать так, чтобы хотя бы переход из вашего мира в наш был закрыт.

Она замолчала, и её разного цвета глаза обратились к Фёдору с надеждой и мольбой о помощи. Он, как, собственно, и мы с Анной, не мог не откликнуться на её столь честно и столь открыто высказанную исповедь. Элоиза Санатас, женщина с ликом ведьмы, была всем сердцем против того страшного колдовства, что совершалось на этом острове.

– Как же это сделать? – почти шёпотом, боясь нарушить мистическую тишину, заполнившую хлев, спросил я.

– Нужно уничтожить предметы, что были использованы в обряде, – ответила Элоиза. – Серебряный нож с большим сапфиром на рукояти, чан, куда собиралась кровь, и домик на берегу. Нож и чан позволяют перемещаться между нашими мирами. Когда окажетесь в своём мире, найдите и уничтожите их. И дом тоже.

– Может быть, проще просто сжечь всё, что есть на острове? – спросил я.

– Нет! – воскликнула женщина, но, вдруг осознав, что сделала это слишком громко, испуганно оглянулась на дверь и продолжила уже тише. – Это разорвёт цикл и выпустит нас в ваш мир. Этого не должно случиться! Нам лучше остаться заключёнными в этой временной темнице. Вы меня понимаете?

– Хорошо, – сказал Фёдор. – Мы найдём и уничтожим эти предметы.

– Но кто же всё-таки совершил обряд? – не мог не полюбопытствовать я.

Элоиза испуганно затрясла головой, давая понять, что не желает говорить об этом.

– Это ведь ваш муж? – надавил я на неё.

Элоиза Санатас испуганно задрожала, а потом начала очень быстро и сбивчиво говорить:

– Нет… Но я не должна… Я не должна вам это говорить. Он будет рассержен…

– Успокойтесь, – Фёдор взял её за руку. – Прошу вас. Вы не обязаны это говорить. Мы всё прекрасно понимаем.

– Вы ничего не понимаете, – сказала женщина, и её глаза, словно у дикой кошки, сверкнули в полутьме хлева.

С улицы послышался шум многочисленных шагов и громкие голоса. Элоиза поспешно загасила свечу и наклонилась ближе к нам.

– Вам пора уходить. Пусть вы не дети, но вы не члены общины. Ваши годы жизни тоже в опасности. Они уже ищут вас. Вы запомнили подземный путь?

– Да, – тихо ответил Фёдор.

– Хорошо, – голос Элоизы стал заметно более спокойным. – Чан всё ещё там. Он поможет вам вернуться обратно.

– Нам достаточно только прикоснуться к нему?

– Нет. Обратный переход сложнее. Древнее заклятие легко впускает людей сюда, но выпускает очень неохотно. Вы должны произнести слова «auferre vitam aeternam». Запомните их.

– Auferre vitam aeternam, – повторил я. – Что это значит?

– «Прочь, вечная жизнь», – перевела для меня Анна. – Это латынь.

Элоиза Санатас удовлетворённо кивнула, а потом прибавила:

– Не ждите больше. Уходите прямо сейчас. Вам надо спешить, если они отыщут вас… Верёвки уже на дереве.

С этими словами Элоиза встала и, подойдя вплотную к двери, прислушалась. Крики и суета поисков как будто переместились в другую часть поселения.

– Пора.

Элоиза открыла дверь и выпустила нас из хлева. Мы остановились на пару секунд у стены, чтобы собраться с мыслями и определить, где находится тот сарай с потайным люком в полу. Я обернулся, надеясь спросить направление у Элоизы, но её уже не было. Казалось, она растворилась в ночной темноте.

– Точно… Настоящая кошка, – пробормотал я.

– Думаю, нам туда, – сказал Фёдор. – Я запомнил, что у того сарая крыша была более пологой.

Фёдор указал на одну из крыш, вырисовывающихся на фоне неба в отдалении. Мы, осторожно пробираясь вдоль домов, двинулись в том направлении. Звуки поисков слышались в другой части деревни, и это заметно успокаивало. Прошло не более пяти минут, и мы оказались у нужного строения. Нам оставалось только пересечь открытое пространство улицы. Фёдор не торопился. Он напряжённо осмотрел открытое пространство. В домах, окружавших хлев, свечи не горели. Вокруг было тихо.

– Пойдёмте, – Фёдор взмахнул рукой и стремительно направился к строению.


Мы были совсем рядом со спасительной дверью, когда путь нам преградила тень. Маленькая тень. Она встала перед нами без малейшего намёка на страх или смущение.

– Куда это вы собрались? – спросила Агнесса, деловито сложив руки на груди.

– Гуляем просто, котик, – ответил ей Фёдор. – А что-то случилось?

– Я не думаю, что вы просто гуляете, – заметила девочка, сделав шаг по направлению к нам.

Выражение лица Агнессы в очередной раз не показалось мне детским. Её глаза сощурились, а во взгляде мелькнула искра безумия.

– Вы никуда не уйдёте, – прошипела девочка, теперь уже каким-то не своим и уж тем более не детским голосом.

Я смотрел на неё, и мне казалось, что сам дьявол в облике ребёнка стоял передо мной в этот миг. Агнесса подняла вверх правую руку. В свете луны в ней сверкнул кинжал. Но я смотрел не на лезвие, а на огромный сапфир, мерцающий на его рукояти.
Агнесса шагнула к нам. Фёдор преградил ей путь, широкой спиной закрыв нас с Анной.

– Котик… – сказал он. – Ты чего это?

Взвизгнув подобно взбешённой кошке, девочка подпрыгнула и бросилась на Фёдора. Я увидел, как серебряный кинжал вонзился в его богатырское плечо. Фёдор вскрикнул и, напрягая мускулы, сбросил с себя девочку. Она упала на землю, но тут же вскочила на ноги.

– Не уйдёте, – прошипела она. – Никто от меня не уходит.

Агнесса снова подобралась, подобно стремящейся к атаке кошке. Фёдор приготовился к битве, но в этот момент от стены сарая оторвалась ещё одна тень. Она бросилась на девочку и, крепко обхватив её туловище, повернулась к нам.

– Бегите! – крикнула Элоиза. – Что встали?!

Агнесса билась в её руках, раз за разом раня серебряным кинжалом руки и бедра бёдра матери.

– Дура! – закричала Агнесса. – Ты – безмозглая дура! Нельзя их выпускать!

Девочка снова попыталась вырваться, но Элоиза держала её изо всех сил.

– Бегите! – глаза Элоизы умоляли нас поспешить.

В хлеву никого не было. Фёдор моментально нашёл люк. Он не был заперт. Не помня себя, мы спустились вниз и рванули по тоннелю. Перепачканный кровью чан лежал там же, где мы его оставили.
 
Мы коснулись его одновременно. Только сейчас я понял, что не помню слов заклинания, которые нужно было произнести. Я в ужасе посмотрел на Анну.

– Auferre vitam aeternam, – сказала она.

– Auferre vitam aeternam, – одновременно повторили мы с Фёдором.

Голова закружилась, но через секунду это ощущение прошло.

– Получилось? – с тревогой спросил я.

– Не знаю… – ответил Фёдор, прижимая ладонь к кровоточащему плечу.

– Лучше поспешим выбраться, – сказала Анна. Я посмотрел на неё. Она была бледна и тяжело дышала.

В предрассветных сумерках мы выбрались из колодца. Вокруг было тихо. Ни в зарослях ивняка, ни на поле никого не было. В воздухе снова не ощущалось ни звуков, ни запахов. Я посмотрел на деревенские дома. Они казались такими же разрушенными, какими мы их видели в первый день. По щекам Анны текли слёзы, и я обнял её. Фёдор ошеломлённо озирался.

Спустя два часа после нашего возвращения, стоя на берегу реки, мы втроём наблюдали, как горит одинокий домик и старый дуб рядом с ним. Мы молча каждый по-своему, размышляли об одном. О том, как женщина с лицом ведьмы и душой праведницы произвела на свет демона с ликом и именем ангела. Скоро должна была прибыть плавильная техника, и чан, всё ещё лежавший в тоннеле, будет уничтожен. Останется только найти тот злополучный серебряный кинжал с огромным сапфиром, и вход в мир «Санатас» будет навсегда закрыт. Сколько ещё времени отведено людям, заключённым в нём? Десятилетия? Века? Что будет с ними, когда этот запас иссякнет? Я не знал и не хотел знать. Я просто хотел поскорее вернуться домой.