Почему без слова нет дела?

Различие человека и животных особенно ярко проявляется в коммуникации тех и других. В частности, даже самые высокоразвитые животные не владеют словом, заменяя его в общении жестом и нечленораздельным звуком. Поэтому имеет смысл выяснить, почему и каким образом жесты и звуки, которые только и представляют средства общения для животных, дополнились словами и осмысленной связной речью, а в дальнейшем к ним присоединилась и письменность, и какую роль здесь играет образ и коллективный труд?

Ключевые слова: информация, животные, человек, отношения, коммуникация, слово, речь, дело, письменность, сознание, самосознание,

Для того, чтобы выяснить, почему и каким образом жесты, звуки, приобретающие иногда также и символическое значение, которые используются животными в качестве средств коммуникации, дополнились словами и осмысленной связной речью, надо, по-видимому, сначала обратиться именно к животным, наиболее продвинутыми из которых являются, в отношении сообразительности и коммуникативности, шимпанзе.
Люди, и вряд ли с этим стоит спорить, наследники приматов.
Поэтому они, как и приматы, стремятся к питанию, собственной репродукции, улучшению своего положения среди сородичей и комфорту, используя такие основные свойства своей индивидуальности, выработанные за миллионы лет эволюции, как сообразительность, чувствительность, впечатлительность, решительность, ту или иную степень общительности, любопытство, доминантность, настойчивость, кооперация в действиях, составляющие в своей совокупности, уровне и взаимоотношениях индивидуальность животной части сознания вместе с его нажитыми или генетическими признаками - такими, как внешний облик, темперамент, добавляя только к ним приобретенные в своей нише существования жизненный опыт, навыки, манеру поведения.
Более детально об индивидуальности, характеризующей животных, и личности совместно с индивидуальностью, определяющих поведение человека, и об основах данных свойств можно узнать в моем эссе «Почему и как индивидуальность и личность конкурируют в человеке?» (Монография «О происхождении и проявлении личности». Глава 1. 2024. Litres.ru).
Для приматов в их протяженно-пространственном адаптивном мире, поскольку время ими не осознается из-за направленности их воображения на окружающие их конкретные объекты, а сами они чувствуют себя и ощущают собственное окружение тоже в качестве объектов без включения любой формы обобщения или отвлечения. Понятийный мир для них заменен набором ощущений, которых они не желают лишаться, так как на примере собственного сна понимают, что такое безысходная пустота.
Они проводят свои дни, за редким исключением, крайне однообразно: насыщаются, играют, занимаются сексом и, при случае, пытаются занять более высокое, а значит, приятное по роду ощущений, место в стае.
Для этих занятий им хватает инстинктов и рефлексов, а также наработанных навыков, и не требуется особых размышлений при подобном ежедневном повторении, в сущности, того, что уже было, с крайне малым числом изменений и практическим отсутствием коллективного труда.
Такого рода вялому приспособительному существованию в почти неизменной протяженной пространственной среде джунглей в течение десятков миллионов лет должны соответствовать и, действительно, соответствуют достаточно примитивные и немногочисленные средства коммуникации.
Голосовую коммуникацию шимпанзе используют, прежде всего, как сигнал о наличии потенциальных угроз.
Подобная информация выражается в форме ворчания, визга, воплей, но членораздельные звуки эти обезьяны произносить не способны.
Всего произносимых звуковых сочетаний было выделено 12. В частности, одиночное хрюкание шимпанзе издавали при виде пищи, а серию хрюканий – в знак покорного приветствия, отмечая свой пониженный социальный статус.
Однако для целенаправленного сообщения шимпанзе используют преимущественно не звуки, а жесты, побуждая себя к тем или иным действиям и даже ведя диалог. Всего лишь 66 жестов оказывается для обезьян достаточным для подачи 19 разных информационных сигналов.
Тем не менее, разнообразные звуки и жесты используются обезьянами преимущественно для общения, а не для координации совместных действий, что указывает на их эгоцентризм и незначительный интерес к кооперации, которая нужна для облегчения труда и повышения его эффективности, что вовсе не требуется этим бездельникам, для жизни которых хватает нечленораздельных звуков и нескольких десятков жестов.
Неизменность подобного рода общения приматов в течение десятков миллионов лет, пожалуй, самое убедительное доказательство того, что их вполне удовлетворяет собственное адаптивное существование в протяженном пространстве, в котором мало что меняется.
То есть в их уме не присутствует понимание собственного пребывания в текущем времени, которое не требуется в мирке, как правило, повторяющихся каждый день занятий собственного обслуживания, тогда как понимание своего нахождения во времени побуждает к наблюдению за изменениями собственного окружения и соответственно - мыслям о приспособлении этих изменений, которые можно инициировать и самим, к собственным нуждам, в отличие от простого приспособления к тому, что есть без особых размышлений.
Интересно, что природа, в сущности, не пошла дальше приматов в ходе эволюции, представляющих предельный, самый высокоорганизованный вариант эволюционного развития живых существ в рамках приспособления к окружающей среде, который бесполезно усовершенствовать дальше, что и показывает неизменность организма приматов и их поведения в течение десятков миллионов лет.
***
Тем не менее, довольно-таки бессмысленное, точнее, приятно-бездумное адаптивное существование здоровенных приматов, у которых в густых джунглях фактически и врагов то нет, всё же оказалось преодолимым, но не только чисто природными силами.
Довольно-таки внезапно, и до сих пор непонятно как для науки, в параллель с обезьянами возникло существо, которое наконец довольно быстро по меркам эволюции поняло, что оно находится в текущем временив, и поэтому так же быстро стало меняться.
Оно, конечно, не оставило втуне приспособительную тактику, но стало всё больше использовать стратегию и тактику осуществления перемен собственными коллективными усилиями вокруг себя, сравнительно быстро добившись немалого не только рядом с собой, но и в собственном организме, увеличив, в частности, свою сообразительность за счет роста объема мозга и перестройки его структуры в сторону ассоциативных, абстрактных и креативных размышлений для достижения первоначально сугубо утилитарных целей: всех остальных перехитрить и использовать.
То есть эти новые существа вышли из одного только адаптивного пребывания в одном только по их ощущениям протяженном пространстве в текущее время благодаря приходу понимания того, что они находятся и в нем, что подтверждается их умением расчетливо распоряжаться им, строя различные планы, иногда далеко идущие.
Одно это понимание предоставляет возможность в череде событий целенаправленно изменять окружающую среду, расширяя диапазон приятных ощущений и достигая большей безопасности.
Естественно, совместная коллективная деятельность, планово-проектная в своей основе, требует более четких, разнообразных и качественно иных форм общения для организации и координации совместного труда. Жестов и нечленораздельных звуков оказывается недостаточно.
Фиксируем поэтому, что шимпанзе, как, впрочем, и все остальные живые существа, не владеющие временем, в отличие от человека, находятся только в пространстве повторяющихся однородных отношений, руководимые инстинктами и рефлексами, и пользуясь, как правило, методом проб и ошибок в своем стремлении сохранить ощущения и сделать их, по возможности, более приятными, что ведет к существенному ограничению в потреблении и выработке информационных потоков, не позволяя раскрыть наиболее полно возможности живых существ в отношении развития сознания.
Пространство этого полусонного существования для них ограничивается только собственными ощущениями без особых размышлений, которые в основном служат сохранению тех же ощущений, а об окончании этих ощущений они не догадываются, но, опять же, только чувствуют его по собственному одряхлению, если удастся дожить до старости.
Протяженность этого однородного пространства ощущений определяется для них реалиями собственного окружения, наработанными инстинктами, рефлексами и геномом, включающем в себя программу, роста, развития, размножения и способов взаимодействия со средой для пребывания в ней.
Таким образом, опорой всех этих адаптивных существ, включая и самых продвинутых, являются только ощущения, а их мышление в основном обслуживает стремление этих существ сохранить свои ощущения, среди которых наличествуют и приятные, на что автоматически указывает неудовлетворенность имеющимся вокруг с формированием всегдашнего стремления к более сытному, теплому и безопасному.
Тому, кто не знает о времени, а значит, и о существовании будущего, остается только пребывать в ограниченном пространстве настоящего с добавлением запомнившегося прошлого без надежды проникнуть мысленно в будущее.
Поэтому все эти существа обречены не более чем на приспособление к тому, что имеется вокруг них и рядом с ними. У них просто не может быть идей о преобразовании этого окружения для своей хоть сколько-то отдаленной пользы, то есть они не способны целесообразно преобразовывать окружающую среду по составленным заранее проектам и графикам, подлежа тем самым достаточно случайным изменениям в ходе эволюции, и пределом этих изменений по сообразительности и сложности самого организма являются высшие млекопитающие.
Предел этот определяется программой, заложенной в геном, в соответствии с которой для этих существ возможна только адаптивная форма существования в рамках сохранения ощущений.
Условия существования способны уничтожить вид, улучшить или ухудшить его приспособляемость к среде, но они не могут кардинально поменять его программу в геноме на действие противоположного типа– планомерную борьбу со средой, сохранив, к тому же, отчасти, адаптивность действий.
Поэтому предположение современной науки о том, что антропогенез (превращение человекоподобных обезьян в человека) мог начаться с возникновением определенных природных условий на планете, оказывается совершенно несостоятельным – эволюция отнюдь не революция, а случайность не способна породить в каких-то изменившихся условиях столь необычную, как это было указано выше, программу в геноме, а способна только уничтожать или как-то менять живое существо без коренного преобразования его сознания.
Лишение же адаптивной формы сознания на основе инстинктов и рефлексов его руководящей роли и есть коренное изменение живого существа и его поведения, что возможно лишь в результате такого изменения программы в геноме, которое инициирует еще и появление самосознания, характерное произвольным мышлением.
Другими словами, в случае отсутствия этого изменения программы, живые существа, достигнув своего предела в высокоразвитых млекопитающих, так ими и остаются до сих пор, несмотря на всё происшедшее за десятки миллионов лет, включая и различные метаморфозы окружающей среды и даже катастрофы, что и проявляется в их нежелании выбраться их этого приятного в целом адаптивного протяженного пространства связей вне времени для себя.
А вот человек, отчасти выпавший из этой адаптивной протяженности, благодаря, как мы считаем. появлению в его геноме дополнительной программы, провоцирующей произвольные действия в окружающей среде, довольно быстро осознал, что он находится в текущем времени в котором можно со знанием дела распоряжаться собой и своим окружением, так или иначе изменяя его по собственным задумкам.
Правда, он также понял, что живет он только до определенной поры, и с ее завершением для него пропадает то, что он создал в течение жизни. И этому он не может не ужасаться, завидуя животным, которые не понимают неизбежного прихода смерти, пасясь, например, со всей приятностью ощущений, на своих зеленых лужайках. Но вместе с тем понимание человеком своей временности так же идет на пользу развития его сознания, поскольку он желает, чтобы его потомство, в котором он как бы продлевает себя, жило лучше него и прикладывает все силы для этого.
***
Как это было упомянуто выше, контрадаптивная дополнительная программа в геноме не могла появиться под влиянием условий или случайно именно в то время, то есть синхронно с возникновением наиболее развитого из всех живых существ - примата, еще и вследствие своей невообразимой сложности.
К тому же, программы, как это известно из компьютерных технологий, создаются людьми-программистами, не возникая сами по себе неизвестно откуда, а также не заменяются вдруг кардинальным образом.
Иначе говоря, вероятность самосборки подобного биологического носителя программы практически равна нулю, и, соответственно, сколь убедительным доказательством естественного происхождения генома быть не может при всем старании эволюционистов.
Так же и появление такого, в значительной степени отделившегося от окружающей среды, то есть, отчасти, внеприродного, осознающего себя существа в текущем времени, выглядит не закономерным продуктом этой среды, а своего рода нонсенсом, что доказывается его единственностью: ни одно из высокоразвитых существ на планете само по себе, то есть в результате лишь естественного отбора в течение миллиардов лет, не превратилось в столь противоречивое создание, сочетающее в себе адаптивно-эгоцентричную индивидуальность вместе с альтруистичной и креативной личностью.
Кроме того, доказательством появления человека на основе генома обезьяны благодаря искусственному изменению этого генома является факт необычно быстрой перестройки генома, противоречащий обычно констатируемой эволюционистами скорости эволюционного развития.
Отсутствие подобного плавного эволюционного перехода подтверждается данными исследования, проведенного международным консорциумом ученых. В него входило 67 учёных из 23-х научных учреждений 5-ти стран – США, Израиля, Испании, Италии и Германии.
В ходе исследования они использовали компьютерное наложение карты генома шимпанзе на карту генома человека, что позволило им выделить три категории так называемых ДНК-дупликаций - тех, что имеются в геноме человека, но отсутствуют в геноме шимпанзе, тех, что имеются в геноме шимпанзе, но отсутствуют в геноме человека, и тех, что имеются в геноме обоих видов. ДНК-дупликация – это одна из форм мутации, при которой участок хромосомы удваивается. В данном случае учитывались сегменты ДНК длиной не менее 20-ти тысяч нуклеотидных пар. Оказалось, что примерно треть ДНК-дупликаций, обнаруженных у человека, отсутствуют у шимпанзе. Эта цифра изрядно удивила генетиков, поскольку она свидетельствует об очень высокой частоте мутаций за короткий – по эволюционным меркам – промежуток времени (См., напр., dw.de› расшифровка генома…и…сравнение его…человеческим).
Отсюда видно, что предлагаемое эволюционистами объяснение возникновения человека в результате плавного перехода одного из видов приматов в человека, связанного с трудом и проявлением общения (социализация) с помощью слов, непонятно почему не признающееся для остальных видов приматов, не выдерживает критики.
Остается единственное объяснение сравнительно быстрого трансформирования примата в человека - внесение в его геном (индуцирование) отнюдь не случайным образом программ, способствующих выработке у него в результате общения с себе подобными отвлеченных от конкретных вещей понятий, различных способов оценки собственных действий, что способствует появлению у него возможности взглянуть на мир со стороны, оценить его полезность для себя и пытаться целенаправленно менять его под себя.
Известно, что луч света может быть модулирован сигналом, несущим информацию, которая способна задавать определенные программы развития или корректировать имеющиеся программы. В частности, в Институте проблем управления РАН образец ДНК помещали между лазером и внешним зеркалом. И прямой и отраженный лучи не только воспринимали генетическую информацию, но и излучали ее в соответствующем диапазоне.
Очевидно, для возникновения у приматов осознания собственного существования во времени должны были произойти какие-то фундаментальные внутренние изменения, которых не было за все время существования организмов на Земле. Какие же это изменения, если человек своим обликом, строением органов и даже структурой генома близок к шимпанзе?
Констатировать можно следующее: таким внутренним изменением может быть только дополнительное программирование генома еще и к осознанной, в том числе и к произвольной деятельности, включающей отчасти и креативную, в то время как геном в течение миллиардов лет до появления человека был запрограммирован у всех живых существ только к инстинктивно-рефлекторной деятельности с использованием метода проб и ошибок, пригодной только для адаптивного существования в протяженном пространстве связей.
Поэтому преобразование наиболее совершенного примата, а это мог быть шимпанзе или еще более совершенный примат, в прототип человека возможно только в результате дополнения имеющейся адаптивной программы, иной, способной спровоцировать существо еще и на достаточно произвольные действия за рамками инстинктов и рефлексов.
По-видимому, под эту новую программу, объединяющую прежнюю и введенную, и был перестроен геном только одного типа шимпанзе или подобной ей обезьяны, как известно, на 99% совпадающий с геномом человека, что технически облегчает дело.
В противном случае, то есть при плавном эволюционном развитии, возможность выхода высокоразвитых приматов из адаптивного состояния просто отсутствует. И действительно, так они и пребывают до сих пор в этом бесперспективном качестве параллельно с человеком.
Таким образом, наиболее вероятной причиной появления человека является искусственное изменение генома высокоразвитого примата, что принудило его изменить сугубо адаптивный образ жизни на, своего рода, двойственный – адаптивно-произвольный, то есть с возможностью осознанных действий, которые могут быть и творческими.
Сначала эта изобретательность по целенаправленному изменению окружающей среды в свою пользу выглядела спорадической (использование огня, изготовление примитивных орудий труда, изобретение колеса), но с течением времени она настолько расширилась, что привела к возникновению такого общественного сооружения как цивилизации, своего рода оболочка которой в определенной степени оградила человека от дикой природы.
Тем не менее, адаптивная часть общей программы из генома никуда не делась и по-прежнему влияет на поведение человека, конкурируя с дополнительной программой в геноме, характерной уже большей частью не эгоцентричностью, а провоцируя довольно частое проявление в человеке изобретательности и альтруизма.
Проявление подобной конкуренции этих по-разному кодированных частей общего генома и есть то, что вывело наконец одного из представителей живых существ за пределы адаптивного существования, обеспечив для него многократно более значительное потребление информационных потоков и соответствующее этому развитие сознания, доведя человека до гордого представления себя в качестве перла создания.
Правда, человек до сих пор не понял, что он стал таким не сам по себе, а в результате действия такой программы в каждой клетке собственного организма, которая гарантирует ему и способность приспосабливаться, и возможность креативных действий.
В результате, в сознании человека в результате подобного преобразования генома возникло как бы два полюса, ориентированных противоположно - эгоцентризм и альтруизм, что дало возможность вместо длительных эволюционных изменений производить буквально взрывные осознанные деяния человеческими сообществами на этой базе двойственного противоречивого сознания, стимулирующего борьбой этих составляющих сознания как в каждом человеке, так и в его сообществах развитие не только общества в целом вплоть до возникновения цивилизации, но и развитие самосознания человека, свидетельством чего является увеличение массы мозга человека по сравнению с высокоразвитым приматом в 3 раза.
Детально ознакомиться с проблемой движущей силы общественного развития, основой которой является взаимодействие животной (адаптивной) составляющей сознания человека и его изобретательного самосознания, можно в моей работе «Движущая сила и источник развития человека и его сообществ». Низовцев Ю.М. 2018. [Электронный ресурс]. Режим доступа: www.litres.ru
***
Если кратко сформулировать объяснение сторонниками эволюционной теории Дарвина преобразования рефлекторно действующих приматов в сознательно действующего человека, то оно сводится к следующему.
Они указывают на то, что любые высшие животные не обладают способностью к понятийному мышлению, т. е. к формированию отвлеченных, абстрактных представлений о предметах, в которых обобщены основные свойства конкретных вещей. Мышление животных, если о таковом можно говорить, всегда конкретно; мышление человека может быть абстрактным, отвлеченным, обобщающим, понятийным, логичным.
Благодаря способности к понятийному мышлению, человек сознает, что он делает, и понимает мир. Вторым главным отличием является то, что человек обладает речью. У животных может быть очень развитая система общения с помощью сигналов, но только у человека есть вторая сигнальная система — общение с помощью слов. В естествознании предполагается, что речь произошла из звуков, произносимых при работе, которые потом становились общими в процессе совместного труда. Таким же путем в процессе общественного труда постепенно мог возникнуть разум.
Эволюционисты полагают, что теория Дарвина получила в XX веке генетическое подтверждение, поскольку из всех животных по генетическому аппарату ближе всего к человеку оказались шимпанзе, геном которой на 99% совпадает с геномом человека.
Отметим со своей стороны, что, как это ни парадоксально, но оба аргумента эволюционистов: труд создал человека и генетически человек почти не отличается от шимпанзе, на самом деле приводят к обратным выводам.
Сами биологи говорят, что поведение животного представляет собой одну из форм функционирования его организма. Структура ор¬ганизма определяет потребности животных и программы их поведения. Всякое животное рождается на свет, уже будучи наделенным набором инстинктов, которые обеспечивают его приспособленность к условиям обитания и ограничивают индивидуальные вариации поведения.
Иначе с человеком. Все люди, жившие на Земле последние 35 - 40 тыс. лет, относятся к одному и тому же биологическому виду Homo sapiens (человек разумный).
Таким образом, за годы изменения организмов от простейших до приматов, рефлекторная система их реакции на воздействие окружающей среды фактически осталась той же. Иначе говоря, программы их действий подобны друг другу. И вдруг, за незначительный срок, в результате сравнительно кратковременного воздействия внешних условий у одних видов приматов появилось самосознание, то есть понимание своего нахождения в текущем времени, а другие так и остались обезьянами вне этого понимания. При этом не известно, какие из этих обезьян больше «трудились», а на самом деле, обезьяны ни тогда, ни сейчас к осознанной коллективной деятельности не имели и не имеют отношения, просто подбирая готовую еду в богатых разнообразной пищей тропиках.
Сам этот факт отрицает самопроизвольное стремление обезьян к коллективному труду и формирование между ними словесного общения.
В настоящее время теория Дарвина признана, по меньшей мере, спорной именно потому, что объяснить, как обезьяна эволюционировала в человека, с позиции современной науки не представляется возможным.
Очевидно, для возникновения у приматов сознания должны были произойти какие-то фундаментальные внутренние изменения, которых не было за все время существования организмов на Земле. Какие же это изменения, если человек своим обликом, строением органов и даже структурой генома близок к шимпанзе?
Констатировать можно следующее: таким внутренним изменением может быть только изменение генома, запрограммированного к инстинктивно-рефлекторной на геном, запрограммированный еще и на осознанный коллективный труд.
Поэтому преобразование наиболее совершенного примата - это мог быть шимпанзе или еще более совершенный примат - в прототип человека возможно только при смене программы
Одна из гипотез полагает, что наиболее близким предком человека была лагунная обезьяна из Эфиопии. Она имела меньший волосяной покров, хорошо плавала, ходила значительную часть суток вертикально, имела «опущенную гортань», появление которой, по-видимому, связано с полуводным образом жизни. Важно то, что подобная гортань позволяет контролировать дыхание и, как следствие, дает способность говорить.
После подобной перестройки становится возможной преобразование этого существа из адаптивного в адаптивно-креативное, то есть способное не только к приспособлению, но и к преобразованию окружающей среды в своих целях. Эта процедура, заключающаяся изначально во введении в геном существа дополнительной программы, создающей возможность произвольны и даже креативных действий, приносит этому новому существу возможность проявлять себя в текущем времени с известными нам последствиями такого преобразования генома.
Все остальное: способность к труду совместно с соплеменниками, связная речь, творческое мышление и т. д. вырабатывается как следствие за определенный и сравнительно не очень длительный срок, закрепляя двойственный характер сознания и соответствующие действия этого нового субъекта истории живых существ уже не столько в пределах пространственной адаптивной протяженности с его ничтожной изменяемостью, основанной на случайности, сколько в текущем событийном времени разнообразных изменений, влекущих за собой не только возможность целенаправленного преобразования окружающей среды человеком утилитарно, но и обратное - стремление человека в его самосознании к пониманию самого себя и окружающего мира.
Становится также понятным, почему переходное звено от приматов к человеку до сих пор не найдено. Все остальные – примерно такие же приматы, не затронутые указанным преобразованием, так и остались в своем прежнем животном качестве. Хотя, по сути дела, условия их существования мало чем отличались от существования первоначального «кандидата» в человека.
Таким образом, можно сказать, что у существа, способного только на инстинктивно-рефлекторные действия, программа - одна, а у этого нового существа - программа другая, более сложная и противоречивая по своему воздействию на его поведение человека. Благодаря ей возникает возможность проектировать на будущее свои действия, обрабатывать их результаты для последующей корректировки, пользуясь уже накопленной памятью из гораздо большей базы данных, чем у приматов. Вместе с тем адаптивно эгоцентричное влияние программы на поведение человека так же не исчезает.
Детальнее проблема появления человека рассмотрена в моей работе «Низовцев Ю. М. Человек – продукт эволюции?! Журнал «Топос». РФ. 12.10.2022.
***
В результате длительного эволюционного развития живых существ, наиболее продвинутые из них, то есть предельно сложные создания – приматы, довольно-таки комфортно расположились в своем адаптивном пространстве, поскольку у них появился не только развитой мозг, способный контролировать выполнение разнообразных действий, облегчающих жизнь, но и, в отличие, например, от дельфинов, - органы в виде рук захватами- пальцами, которыми было удобно добывать пищу различными способами, забираться на деревья в целях безопасности, отбиваться от врагов и делать много чего еще.
Вот так, по нашему мнению, появился кандидат на неадаптивный в определенной степени образ жизни, тем более что одного из подвидов этих обезьян - африканской лагунной обезьяны, вследствие ее полуводного образа жизни сформировалась, так называемая «опущенная гортань». Она позволяет контролировать дыхание и тем самым предоставляет возможность не только кричать и мычать, но и произносить членораздельные звуки с гласными и согласными.
Однако, как это было отмечено выше, образ жизни обезьян не способствовал организации их кооперативных действий в той или иной форме труда. А для общения им вполне хватало жестов и нечленораздельных звуков.
В противоположность этому, при наличии программы, позволяющей действовать достаточно произвольно, подобный кандидат становится способным выйти за рамки инстинктивных и рефлекторных действий, расширяя тем самым свои возможности по взаимодействию с окружающей средой.
Но для наиболее эффективного труда требуются не индивидуальные или разрозненные действия, а организация достаточно продуманных и скоординированных действий сообща, которые могут быть наиболее эффективными, если их заранее спланировать, предусмотрев обход или ликвидацию тех или иных препятствий к достижению поставленной цели, например, во время коллективной охоты или сборе плодов.
Между тем, нечленораздельные крики и жесты не самые эффективные методы передачи информации в ходе сложных коллективных действий.
Поэтому возникла потребность в формировании звуковых членораздельных сигналов, обозначающие как многочисленные отношения, действия, конкретные предметы, так и обозначающие разнообразные типы отношений, действий и предметов.
Подобное обобщение означало не только постепенное формирование логики событий и отношений, связи предметов в настоящем, но перенос их на будущее в виде планово-проектных заготовок.
Появление такого рода целесообразной деятельности, захватывающей наряду с прошлым и настоящим также будущее, означало выход из пространственной адаптивной протяженности повторяющегося каждый день инстинктивно-рефлекторного режима действий, в текущее время, в котором череда событий инициируются этими новыми существами осознанно и целенаправленно.
Другими словами, эти наследники приматов обрели, в определенной мере, регулируемое собственное время в рамках внешнего (астрономического) времени, поскольку это собственное время в значительной степени создается ими самими в результате осознанных трудовых усилий по достижению разнообразных целей, которые сначала диктуются только насущными потребностями, а затем эти цели направляются в сторону совершенствования культуры жилища, культуры игр, культуры секса и культуры поклонения идолам.
В результате коллективной деятельности по преодолению сопротивления среды, а не только пассивного подчинения ей, постепенно у каждого сообщества появился достаточно простой поначалу членораздельный язык, вместо пещер и деревьев более удобные жилища из подручных материалов, возникла дифференциация труда с соответствующими орудиями.
Заметим также, что для появления словесного языка общения у этих наследников приматов имелась определенная база, поскольку жизнь их прародителей в значительной степени была основана на использовании различных образов.
Дело в том, что высшие млекопитающие способны удерживать сравнительно длительное время своем уме, то есть в виртуальном виде, образы конкретных вещей в отрыве от самих вещей, что повышает вероятность удержания этих животных в существовании, правда, только на уровне ощущений в рамках приспособления к среде, но, тем не менее, выполняя роль экстраполирования данных из памяти в образы ближайшего будущего.
Например, приматы хранят в своей памяти образы хищников, которые могут напасть на них во время сбора плодов с деревьев и поэтому предусмотрительно выставляют сторожей, контролирующих подходы к месту сбора.
Тем не менее, сознание приматов в отношении создания образов будущего, настроено в программе собственного генома только на адаптивность в отношении этой среды, акцентируя свое внимание только на пище, размножении и улучшении положения в занимаемой нише.
Как бы то ни было, самым убедительным доказательством присутствия у всех живых существ программы, рассчитанной только на приспособление к собственному окружению, служит, отсутствие в течение десятков миллионов лет существенных изменений в поведении высших млекопитающих, которые сохранились до сего времени (шимпанзе, гориллы, орангутанги).
***
Всё это ясно показывает основополагающее значение слова. И не зря «Новый завет» (Евангелии от Иоанна) начинается так: «В начале было Слово»
Именно слово, сначала в виде кода новой двойственной программы, предоставившее возможность произвольных действий, извлекло преобразованных тем самым существ из приспособительного пространственного мира животных, привязавшего животных к однотипным повторяющимся действиям, и поместила в мир быстротекущего времени с его непрерывной чередой разнообразных событий, страстей, борьбы, осознанных коллективных действий.
Именно в этом мире понимания собственного пребывания в текущем времени у живых существ наконец появилась способность осознанно менять его коллективными действиями, опирающимися на план, то есть опять же, на слово.
Слово, в сущности, сформировалось из образного, то есть бессловесного, виртуального отражения предметов, явлений и отношений в ходе коллективных усилий по изменению собственного окружения, позволив прозревать даже отдаленное будущее благодаря преобразованию образов в уме соответствующей кодировкой в виде слова с переносом в дальнейшем на соответствующий носитель информации.
Да и сама информация для нас в основном есть слово, проявляющееся не только как символ предмета, то есть в виде разнообразных и многочисленных звуковых отражений образов тех или иных предметов (явлений) или определенной совокупности предметов (дерево - лес), но и как живой образ меняющейся реальности, что особенно впечатляюще проявляется в искусстве, которое в речах со сцены еще со времен античности вызывает наружу тайный мир чувств, переживаний, борьбы и впечатлений, заставляя зрителей плакать и смеяться, переживать и страдать, удаляя их от однообразной животной сытой жизни, в которой ничего значимого не происходит.
Поэтому осмысленное произношение членораздельных звуков, конкретно или отвлеченно отражающих предметный мир со всеми его отношениями, перевело живой мир в лице существ, владеющих словом, из пребывания в пространстве неосознанных связей предметов и явлений в мир осмысленных действий по изменению этого мира для своих целей.
Однако чисто звуковая передача информации существенно ограничивала общение рамками всего нескольких поколений, часто сильно искажаясь.
Поэтому каждое звуковое слово нашло со временем свое отражение на различных носителях в виде рисунков и разнообразной графики, сохранившихся в некоторых странах до сих пор в виде иероглифов, но, большей частью зафиксированного в максимально упрощенных рисунках - буквах, дающих в своем сочетании требуемое, что фактически соединило отдаленное прошлое с настоящим и позволило людям с успехом развивать культуру, науку и технологии, опираясь сначала на рукописные, а потом и печатные тексты, обучаясь, так сказать, грамоте по ним с детства.
Слово, преобразуя образы возможных действий в конкретную процедуру коллективного труда, делает процесс изменения реальности осмысленным и даже творческим не только в искусстве, но и в исследовании этой реальности, позволяя постигать ее закономерности и на этой основе усовершенствовать реальность искусственно, меняя саму жизнь. Это делает ее как более комфортной, так и развивает ум человека, который захватывает всё новые сферы деятельности, останавливаясь, правда, при достижении им предела своих органических возможностей, но пытаясь выйти за эти пределы с помощью искусственного интеллекта и объединения всех людей в единой информационной сети-паутине.
Однако, человек застревает в этой паутине, поскольку она не предоставляет ему возможности дальнейшего развития и принуждает совершать ошибки из-за невозможности воспринимать потоки информации, избыточные для адекватного понимания их сущности, возникающие вследствие его же действий, и созданный им искусственный мир цивилизации разрушается, что демонстрирует дискретность появления тех же цивилизаций, возникающих, функционирующих и распадающихся, тем не менее, бесконечно (см., напр., Низовцев Ю. М. «О цикличности цивилизаций в их множественности». Журнал «Топос». РФ. 30.04.2025).
Как бы то ни было, слово, запечатленное на носителях, соединяет нас с предшествующими поколениями, расширяя нашу память всеми их достижениями, и в соединении с настоящими деяниями постоянно умножает поток информации, захватывающей нас, ускоряя ход собственного времени человеческих сообществ в чередующихся поколениях, в котором мы становимся более гуманными и всё более благополучными, но органическая связь слова с делом, с коллективными трудовыми усилиями, их взаимозависимость, не позволяет рассечь слово и дело, успокоившись в достигнутом благополучии приятного безделья виртуального мира.
Результатом подобного успокоения мира, отделенного тем самым от труда, от свершений, от развития является крушение цивилизации вместе с своим временем, но она восстанавливается через некоторую паузу снова, опять же, в соединении слова с делом через образ этого дела, потому что слово во всех его значениях и бесконечных множественных смысловых сочетаниях - это зашифрованная самим человеком информация о всех его возможностях и достижениях, а образ – проявленная в сознании человека информация, представляющее его окружение, доступное для него на соответствующем уровне развития, а сам предметный мир есть овеществленная информация, предназначенная для использования человеком.
Поэтому слово, образ и коллективный труд неразрывно связаны в сознании человека, создавая наиболее насыщенный информационный поток по сравнению с информацией, производимой миром животных, не владеющих словом, без которого осознанный коллективный труд, создающий события, а значит, быстротекущее продуктивное собственное время, проявиться не может.