Отпускала меня мать
На войну воевать,
Обещав сорокоуст в трех церквях заказать.
«Только ты там, – говорит, – не ругайся, сынок,
Не бранись, не матерись, как тюремный браток,
Ну а я здесь, милый мой,
Буду Бога день-деньской
Умолять, чтоб ты вернулся домой».
Тяжело на передке
Рот держать на замке,
Когда мчишься на хохлов, прорываясь к реке.
Сидя в танке, пацаны во всю глотку вопят,
И ни слова в простоте, только мат-перемат.
Но ведь мать просила не
Выражаться, значит, мне
Надо зубы сжать на этой войне.
Дай мне, Богородице Дева,
Власти над собой и над гневом.
Выполнить клятву важней, чем остаться
Грязным живым святотатцем.
До сих пор бросает в жар,
Чуть лишь вспомню кошмар,
Как попали мы под контрбатарейный удар.
Взрывы справа, взрывы слева, где-то невдалеке,
Взрывы спереди и сзади и прилет по башке.
Все оглохли, танк горит,
И БК по счету «три»
Сдетонирует вот-вот изнутри.
По спине холодный пот
Ручеёчком течет,
Только мысль одна в мозгу перфоратором бьет:
«Я ж ни шепотом, ни вслух не ругнулся пока.
Я ж реально обещал не сквернить языка.
Так неужто больше мать
Не судьба мне повидать,
Чтоб об этом ей в глаза рассказать?»
Где Ты, Богородице Дево,
Силы и Архангелы, где Вы?
Господи Боже, прими мою душу.
Я свой обет не нарушил.
Знать не знаю толком то,
Что случилось потом.
Непонятно, как очнулся уже за бортом.
Танк, расстрелянный артой, остывает в земле,
Мой геройский экипаж догорает в золе.
Всем кранты, и только я...
Кто мог вытащить меня,
Не пойму никак, живым из огня?
Отпускала меня мать
На войну воевать,
Наказав мне матюгами врага не ругать.
Я крепился, я терпел, не ворчал, не серчал,
Чтобы мать не огорчать, стиснув зубы, молчал.
Вот и думай, что творит
Вера в Бога, сколько битв
Было выиграно силой молитв.