Снова в свинцовом августе бьёт метроном.
Выстрел крупнокалиберным в сорок втором.
Голод и смерть на улицах. Смерть – в блиндажах.
Стынут во тьме нашествия слёзы в глазах.
От небывалой стойкости голос осип...
Шквалом живая музыка – главный калибр.
Палочка дирижёрская, соло трубы.
Дробь барабанная целится в медные лбы.
Дрогнули осаждавшие, словно от ран:
Огненная симфония – как ураган.
Музыка Шостаковича. «Враг у ворот»...
По ленинградским улицам враг не пройдёт.
Снова просыпаюсь от кошмара,
Сначала весь в поту, потом в зевоте.
Такова божественная кара
Для спящих на работе.
Сидел, настраивался на работу, середину
Недели приманивал коллег неразгибающимися спинами
Закапывал глаза, строил жалостливую мину
а оказался в лесу закопанным между минами
хорошо хоть встретил одну добрую старушку
и она меня угостила чем-то вроде лепешек грибных
И в это время часы прибили кукушку
И приготовили из времени двенадцать отбивных.
Выйду на Невский,
гляну на селО.
Глядь, а солнце уже сЕло.
И как говорил вчера Достоевский
моим голосом и из моего тела:
Пришли ко мне счастливый конец с хэппиэндом
И второго я выгнал взашей,
потому что я – патриот
от кончиков волос до ушей
и наш флаг, и наш герб мне идёт…
и хомосапиенсы мне не друзья,
потому что я – человек….
И разумных, прямоходящих обезьян
Мне не надо,
Не дано мне,
Да, но мне не…
Да, но мне недавно
Дочь повторения и брат краткости
Подсказали, что творение сие
Пора бы заверша….
Я вспоминаю будущий полёт:
На Питере чахоточный румянец,
Туман сползает с Пулковских высот,
Но ясные картины пишет память.
На Кронверке из прошлого фокстрот -
Трубой хрипит заезжий африканец,
И почему-то рой фальшивых нот
Мне душу, словно пчёлы, больно ранит.
Ночной Невы поток мелово бел,
На нём бредёт с экскурсией трамвайчик.
Пропитанный стихами город пел,
Что я к жене прижался, словно мальчик.
А героини Цвейговских новелл
Сиренами зовут: «Иди к нам, зайчик.»
От жаркого соблазна отупел,
Как якорь, зажимаю тонкий пальчик.
Имперский город - славный лицемер,
Его легенды словно паутина:
Фасадный лоск нисколько не померк,
А во дворах печальная картина.
Жизнь потихоньку съела круговерть
А старость, как змея, неумолима.
Супруги неожиданная смерть -
И ты уже не чья-то половина…
Дорогие друзья!
Рады представить вам новый АНОНИМНЫЙ авторский поэтический конкурс от сообщества «ДИск» (Дом искусств).
Как понятно из названия конкурса, он будет посвящён городу Санкт-Петербургу, бывшей столице Российской империи. Но не тому Петербургу, который мы видим на открытках и радостных фото заезжих туристов на фоне памятников, покрытых тиной столетий. А тому Петербургу, который невидим, тёмен и загадочен. Это Петербург Достоевского и Гришки Распутина, город на костях и болотах. Это мрачный город подворотен, казематов и ужасных злодеев. Если вы знаете такой Петербург, хотя бы раз погружались в мир притонов, кабаков и таинственных подземелий, если видели оборотную сторону величественных фасадов его – то милости просим к нам.
Может быть, даже не живя в этом городе, вы безнадёжно любили в нём или расставались, вдыхали запах окрестных болот или мокли под питерским проливным дождём и напрасно ждали солнца... В общем, в любом случае вы попали по адресу и сами собой родятся у вас стихи об Анти-Петербурге, в котором до сих пор бродят по ночам среди грандиозных памятников архитектуры мрачные и зловещие тени прошлого.
Всем удачи!
Автор и организатор конкурса – Дмитрий Цветков (Ecce-cor-meum)
Когда - то в Аиде гуртились древние -
Хрупкий Орфей спускался,
Сдерживая нервный смешок.
А мне - запросто
Руку протянул военный -
Иван Семенович Кербер,
Неклассическим шнобелем
Втягивая белый порошок.
Полусоплей в будуаре вчерашнем
Раскручивая Лаокоонию кинолент,
"Остановите Будущее!
Мне ствашно, ствашно!" -
Витийствовал
Измученный интеллектом
Интеллигент.
На фронте -
Эфрон,
На Эфроне -
Шеврон.
А по - над фронтом,
Как тень жур - клина -
Эфронова половина:
- Неужто, Марина?
- Марину MORTE сморила,
Парнок -
Опытное парнокопытное.
Сонечками сорила
Цветаева суицидная!
Вошью взнесшись
В Башку ЭйфЕля -
Эмигранта отрада -
И до нас
Долетали плевки
От Санкт - Петербурга
До Ленинграда,
Как от крыла -
До руки.
Нно, Ноосфера,
Вспухай!
И не лень
Ей?!
Многоэтажностью
Землю покрыв
Словно
Эякуляцией наводнений
Прорвало
Дамбу - презерватив...
И даже французы
Всуе
Забыли
Свои знаменитые
Поцелуи -
ГЛУПО ЛИЗАТЬСЯ,
КОГДА ГРЯДЕТ
ГЛОБАЛИЗАЦИЯ!
P. S. Вышел на улицу
В морду лица -
Липкая
Тварь
Снега
Господи!
Да когда же
Откроет -
Ца
В Питере
Поэтическая
Мекка! (?)
Я помню это утро. Тишина.
И с ужасом шепнула мама:
- Да неужели вновь война?
Потомки Евы и Адама.
И дни страданий и мучения полны.
И боль, и горе солнце заслонили.
И те, кто пережили дни войны,
Неужто мирных дней не заслужили?
Строгий голос Левитана
Прозвучал по всей стране.
Для любого ветерана
Это память о войне.
Но сейчас апрельским утром
Он решил нам сообщить,
Что казалось самым мудрым
Невозможно совершить.
Хоть поверьте, хоть не верьте,
Наш советский паренек
На космической ракете
Облететь планету смог.
Ведь никто, а русский парень,
Наш советский паренек
По фамилии Гагарин
Первым выйти в космос смог.
Словно каждый стал участник
И отправился в полет.
И великий этот праздник
Отмечает весь народ.
И казалось, всё на свете
Нам, советским, по плечу.
И кругом твердили дети:
«Космонавтом быть хочу!»
Так эпоха начиналась,
Незабвенные года
И куда же всё девалось?
Как в песок ушла вода.
На базаре суматоха,
На базаре шум и гам.
Воздух с примесью подвоха
И с лукавством пополам.
Демократия гуляет,
Ей до лампочки чины,
Хитреца хвостом виляет,
И как в бане – все равны.
Топчет равенство прилежно
Средь сластей и овощей.
Без рукоприкладства, нежно
Трётся толстый и кощей,
Трётся Пётр Фомич с Исхаком,
С иудеями брамин,
Кому лук и булку с маком,
Кому хрен и апельсин.
И идиллию процесса
Портит лишь к наживе страсть.
Искушение обвеса
Разевает злую пасть,
Щёлк клыком по идеалам –
Закавказский рад брюнет,
И хоть равенства навалом,
На базаре братства нет.
И обратная картина –
Позитива негатив,
Там, где жертвы карантина,
Избегая рецидив,
Пьют из щедрых рук сестрички
Зелья горечь – не абсент,
Контингент любой больнички –
Очень братский контингент.
И не надо братцы рваться
Семипядь во лбу искать.
Проку с Марксом целоваться
Вовсе нету, чтоб понять,
Что для братства равным лицам
Революции пожар
Ни к чему, вполне сгодится
Нам клинический базар…
Движение воздуха,
с юга возникшее плавно,
я ветром назвал бы.
Но столь незначительно
было оно в ответвленьях
квартала. О главном
шептала листва мне:
ты будешь тайны хранителем...
И полночь, от звука шагов моих,
вмиг поломалась..
Рассыпалось время
на тысячу грозных предчувствий.
Уходит
двадцатый
век.
Коса наточена с блеском,
Отшлифована рукоять,
Укороченно ... резко,
- Взмах!
И можно собрать,
В сноп, порушенный колос,
С побелевших полей.
Я иду по полоске, из созревших людей.
- Взмах!
И снова, увязан, упакован, и в стог!
Тот, кто сеял заразу откровением строк.
Тот, кто в силу не верил, наточивших косу.
Своей кровью измерил, сжатый весь в полосу,
Что от леса до края, у обрыва реки.
- Страх...
Надёжно равняет, и слепых, и глухих,
Не способных, на слово,
Не готовых, к борьбе.
- Плах
Достаточно новых!
Хватит им и себе...
Взяв иголку и нитку, зашей дыру,
Ибо крепчает мороз
В нашем сером еловом краю,
Где бараки бредут под откос.
Словно вражеские поезда
Времён Второй Мировой,
Где, словно угль из золы, звезда
Мерцает над той головой,
Что некогда пала с плеч
На блюдо, на блюдце, на
Пластинку, чью нудную речь
Пыталась продлить игла,
Шурша под скрип прохорей
По часовой, вкруг оси
Ржавой. Быстрей, наглей,
Выдавая в эфир ноли.
Не по азбуке Морзе, но
На фене милых широт.
Где под рёбра войдя, перо
Заставляет заткнуться рот.
туман на чугунных лапах
качает цеха завода
издалека похожие на конструктор лего
однажды заведённое электромеханическое сердце
никогда не умолкало от сотворения моего мира
всегда
тук
тук
бам
и вот
застыло горизонтальной линией кардиограммы
кома?
погружение в сон?
имеют ли право на сон механические организмы
живущие от сотворения моего мира?
завод не светится
завод не заводится
где твои люди?
одни в релокации
другие ещё дальше
третьи стали тенями самих себя
некому запустить электромеханическое сердце
качающее по артериям труб
метановую кровь
небо дефибриллятором грозовой тучи
пытается реанимировать доисторическое чудовище
развитого социализма
постсоветского монстра
про которого я всегда думал
что он пьёт кровь женщин мужчин и даже
только родившихся младенцев
я когда-то думал
все мы в заложниках у этого динозавра
выпьет силы и молодость
и бросит доживать на жалкие гроши
а теперь
разве я ему сочувствую?
это больше
чем сочувствие
электромеханический монстр тяжмашстройпрома
дойная корова-кормилица
не представляю без тебя
свою жизнь!
твоё тук тук
бам
железного сердца
должно достучаться до моего
нерукотворного
Умирала старушка в ленинградской квартире,
Голод высушил тело, седина цвета стали,
А с неё «Незнакомку» в прошлом веке писали.
Всё в военном пожаре, все забыли о мире –
Смерть играет ноктюрны на безумном клавире.
А так хочется света, чуть побыть в пасторали,
Ну хотя бы наесться, танцевать в светлом зале.
Замирая в объятьях, всё считать «три-четыре»…
Умирала старушка в ленинградской квартире.
В ветхом старом комоде под защитой вуали
За Гражданскую орден и другие медали,
Фотография сына в генеральском мундире.
Далеко сын запрятан лагерями Сибири,
Голод высушил тело, седина цвета стали.
За окном на портрете улыбается Сталин:
«Мы врагов победили, власть советская шире».
Но победные речи бьют из памяти гирей –
Там, в большом кабинете, мать и сына пытали,
А с неё «Незнакомку» в прошлом веке писали.
Вспоминается Питер, муж, убитый в трактире,
Из подруг – Зинаида, всё отдавшая лире.
Жизнь тихонько уходит, вдаль стремясь по спирали,
А недавно на внука похоронку прислали.
Всё в военном пожаре, все забыли о мире…
Умирала старушка в ленинградской квартире.
«Век двадцатый смежил веки» (с 1.03.25г по 14.04.25г)
Дорогие друзья!
Рады представить вам новый АНОНИМНЫЙ авторский поэтический конкурс от сообщества «ДИск» (Дом искусств).
«Век мой громкий» – так сказала о двадцатом веке Марина Цветаева. «Мне на плечи кидается век-волкодав» – вторит ей Осип Мандельштам... И нет, наверное, поэта, который бы не определил себя в столетии и столетие в себе. Это был век крушения империй, двух мировых войн, торжества тиранических режимов, взлёта и падения коммунизма, но и бурного развития науки, промышленности и искусства. И мы жили среди всего этого кошмара и великолепия, смеялись, плакали и любили. Это был наш век. Наша жизнь. Давайте расскажем об этом друг другу. Каким оно было для вас – это столетие? А тот, кто слишком молод для двадцатого века, пусть расскажет про свой – двадцать первый. Ведь нити из прошлого всё ещё протянуты к нам. Их так просто не оборвать. В каком-то смысле мы до сих пор проживаем этот долгий, нескончаемый двадцатый век.
Итак, ждём ваших стихов о двадцатом веке: о том, каким вы его любите, помните, представляете.
Всем удачи!
Автор и организатор конкурса – Дмитрий Цветков (Ecce-cor-meum)
И снова дрожь, и гнет бессонный,
Твой мир - в мечтах поникших роз,
И вьюга мысли обреченной,
Что в отраженьи терпких слез, -
Ты выбираешь быть влюбленной.
Грохочут трубы адским гимном,
Сжимает скулы млечный дым,
Стирает дни ценою жизней
Тысячелетий едкий грим,
И красит им любовь к отчизне.
Седеют ели, и над болью
Победным ритмом леса клин,
Удел остуженного кровью,
Лишенного последних сил,
И блюдо подано без соли...
Нет человека без смятенья,
Как нет убежища без стен,
Живем одним благословеньем,
Без исключенья всех и всем, -
Любовь к родителям и семьям.
Надолго ль хватит тонкой нити,
Узлов событий чтоб на ней
Необратимость пережить и
Сквозь изобилие теней
Понять, как правильно любить...
Наступит время - мы узнаем,
Развеет дым расцветший сад;
И на исходе сил мы скажем,
Чуть слышно, с искрою в глазах
Себе и лишь себе докажем:
Свободы выбор - он в сердцах.
_______
Поднимается вопрос, но однозначного ответа на него нет. Вопрос, конечно же, не новый... Не является ли именно любовь во всех уже безвременно утвердившихся ее пониманиях угловым камнем большинства людских бед, растраты сил, времени и иногда даже насилия и ненависти? В известных проявлениях она так или иначе всегда ведет к страданиям, непостоянству и пустоте. Не в этом ли основная причина внутреннего рабства почти каждого человека? Хочется верить, что истинная любовь – это что-то иное... что-то, что можно выбрать и стать свободным, независимо от ситуации или обстоятельств. И эту свободу уже никто и ничто не сможет отнять.
-Свобода?
-Свобода.
Свобода!!!!
Мы бросились в омут беспечно,
Казалось, что все будет вечно,
И строй…, эти горки.., и мода…
Года, словно листья летели,
И вот уже выросли дети,
Мы видим, бывает на свете,
Что вёсны сменяют метели…
…А все остальное - иначе,
И строй, горок нет, да и мода…
Не важно, какого ты рода,
Был дамой, а ныне стал мачо.
Носили мораль мы и нравы,
Сейчас –балаклавы и шмотки,
И не за идею рвут глотки,
А ради наживы и славы.
Мы в поисках верного брода,
Тропинки для личного счастья,
Вот, так, ворвалась в одночасье,
Безумная эта свобода...
Нередко в поисках свободы
Несправедливость я встречал,
Которой много у народа,
Когда им правит капитал.
Даров свободы жаждут люди,
Но не подносят их на блюде.
Без справедливости не будет
Свободы, сколько бы ни ждал!
Сказал он все, пророк отчизны-
Нам ни прибавить, ни отнять.
Хватало времени до тризны
Осмыслить чтобы и понять.
Пасут, как встарь, стада по жизни,
Свистит над ними бич опять.
Нет только пушкинской харизмы
Опять свободу восславлять.
А дух свободы изначально
Заложен в каждого из нас!
Но прячем мы его печально
В себе по жизни много раз,
Хотя явить вполне могли бы!
Так проявляется наш выбор
Когда мы слышим властный глас.
--- * ---
Если б я был волшебником, свёл бы знакомство,
И с кощеем и с чёртом и с бабой Ягой,
И собрал бы я с ними волшебное войско,
И пошёл бы в Москву против тьмы воровской.
Только вдруг средь, придуманных мною, развалин
Чей-то голос далёкий мне тихо сказал:
"А народ-то твой сам уж давно денег ради
И себя и Россию свою распродал".
Посмотрел я на эти бездушные лица,
Заглянул в их, заплывшие жиром, глаза...
Неужели страна наша не возродится?
Неужели она безнадёжно больна?
Рисует узоры мороз на окне -
Такое увидишь лишь в сказочном сне,
Все добрые сказки исчезли давно -
Хэллоуин с бесами тянут на дно,
И нет оптимизма сейчас в новостях,
Героем где был Хлебороб и Горняк.
Никто не читает сегодня газет –
Кипит новостями теперь интернет:
Медийные сытные лица везде,
И коучи учат сплошной ерунде.
Готовы всех дальше к свободе вести,
Но сами давно уже сбились с пути.
Случилась у многих подмена в умах,
И лёд, как у Кая, застрял в их сердцах.
Я к Деду Морозу взываю сейчас:
"Скорей расколдуй от безумия нас!
Пусть ветер с морозом мозги освежит,
И в Светлое Завтра нам дверь отворит!"
Заходи за мной утром — безвременно тёплым утром —
У лазурного моря пройдемся в последний раз.
Если счастье реально — оно в поездах попутных,
В фонарях, монотонно скользящих вдоль шумных трасс.
Убегать – не ошибка, ошибка – стоять на месте,
Благородно молчать, еле-еле сводя концы.
Заходи за мной утром — нам легче, когда мы вместе.
Если холод внутри — ничему уже не остыть.
Никогда не забудешь, как сердце поёт и плачет,
Никогда не изменишь тот опыт, который был...
Никогда не узнаешь, как много кому-то значил,
Пока сам, всеми брошенный, не превратишься в пыль.
Так зачем столько ждать и готовиться к переменам?
Если счастье реально — пусть просто меня найдёт.
Уже завтра свобода, как кровь, потечёт по венам!..
Возьми кредит собрать ребенка в школу
И смс-кой вылечи артрит.
Скажи спасибо деду комсомолу
И упырю, который победит.
Возьми кредит, пока ещё не поздно.
Не жди тире в краю могильных плит.
Где небо так пронзительно и звездно.
Но не звезда с звездою говорит.
А говорят прорехи и заботы.
И нищеты пропащие глаза
Глядят с тоской, не лают псы до рвоты,
Кондуктор там не нажмёт на тормоза...
И не смешать всего в Облонских доме,
И Алитету в горы не уйти.
И не родить, как прежде на соломе.
И на галере вовсе не грести.
А можно всё решить одним ударом.
Зажать в кулак той Ариадны нить.
Ведь знал поэт- не взять свободу даром.
А можно только жизнью заплатить.
В квартире жили две свиньи,
Мирком, ладком, чего же боле,
Но домострой у той семьи,
Был, прямо скажем, слишком волен.
Свинье-супругу наплевать
На обветшалости жилища,
Он задом кресло согревать
Имел талант – была бы пища.
Свинья-жена – не из чистюль.
Уборка не вошла в привычку.
Достать любила ридикюль,
Из ридикюля косметичку.
Бывало, сядет, где светло
И ей уж не остановиться,
Всё макияжит мордуло
И лачит кисточкой копытца.
Так и живут – соплю жуют,
А на ворчанье осуждений –
Свиные хвостики кладут.
И философских рассуждений
У них поток в ответ готов,
- Мы натерпелися до боли!
Свинья свободна от оков!
Свободу хрюканью и воли!
Ах, воля, воля! Как тебя
Так угодило обтрепаться?
Да так, что всякая свинья
Тобой готова прикрываться.
Мол, мы вольны… мол, рождены… -
И дальше - чинно, величаво,
- Мы хрен кому чего должны!
И жить в дерме имеем право!
Всё так, всё так… и спору нет,
Мы ж все вокруг демократичны.
Но вот какой кордебалет –
Воняет так неэстетично
От свинского жилья окрест,
Так что слезится конъюнктива,
Вот и выходит – тяжкий крест
Права свиней для коллектива.
Мораль проста, - один мудрец,
Имевший связь с самим Астралом,
Сказал, - Коль свинствует стервец,
Не грех и съездить по сусалам…
«Нет, лучше с бурей силы мерить,
Последний миг борьбе отдать,
Чем выбраться на тихий берег
И раны горестно считать.
Нет мира у огня с водою».
Адам Мицкевич.
Его вы называете "поэт",
Возможно, он словесный пируэт
Исполнил так, как ни один доселе?
А кто-то и писать не рад,
Вот только время бьёт в набат,
И как молчать о беспределе?
Писать бы о природе, о любви,
О том, что никогда не устареет,
Пусть чью-то душу стих согреет,
Но коль горит огонь в крови,
Бичуй порок, не зная страха!
Что впереди — тюрьма иль плаха,
А может, жизнь в чужом краю?
Пусть вирш мой и не так красив,
Но в нём к борьбе звучит призыв,
И я раба в себе убью!
Героям – шипы и розы,
нищим – Луна и грош.
Бойцы революций – черти –
лихо несутся вскачь.
Скелет гильотины грозен:
лезвием страха – нож.
Совсем равнодушен к смерти
мой Генерал Палач.
О Боже, в огне Вандея –
жертва тёмных людей.
Свобода, Равенство, Братство –
пленники неудач –
Во все глаза проглядели
слёзы и кровь страстей…
Отвага – залог богатства,
мой Генерал Палач!
Изгой ищет хлеба, сильный
ищет везде подвох.
Нелепый театр абсурда –
связка «бедняк-богач».
Курганы, кресты, могилы,
всхлип и бездонный вздох.
Под маскою драматурга –
мой Генерал Палач!
От времени не старея,
жив до сих пор Дракон…
Историю судит строго
мой Генерал Палач,
Где гроздьями гнева зреет
Новый Армагеддон.
Палач – заместитель Бога…
______________________
Ночь безлунна
И рыхлая почва черна.
Ослепил метеор,
Рассыпаясь исчез он.
Странный сеятель
В поле разбросал семена.
А над полем роилась
Небесная бездна.
Тишина. Лишь зарницы
Полыхают вдали.
Лёгкий ветер повеял:
Верьте - равенство, братство.
В эту ночь семена
Древней Воли взошли,
Встали воины света,
Незнавшие рабства.
Их для битвы великой
Пробудит заря.
Все земные цари
Будут сброшены с трона.
Странник сеял в пустыне
Свободу не зря,
И они прорезаются
Зубы дракона.
Приз "Жемчужина конкурса" от члена жюри Annabel-Lee
небо как заботливый отец
дочку землю укрывает
нежным одеялом из тумана
лунный желтый абажур
мягко подсвечивает её сон
снится ей гладь моря
артерии ветвистых рек
недрожащие поля и степи
раскинутые как ладони Будды
на этих полях цветёт нирвана
закрывая веки вечерней усталости
а темнота обнимает мир
как старая песня
помнящая и горечь и радость
забирая страхи
в этом свете тишина
пронизывает душу
принося покой
словно обещание нового дня
Потянулась ниточка на гору,
Ожила холодная тропа,
Где-то засыпает скучный город.
- Хочешь, возвратимся? Путь наш долог.
Дождь и ветер будут нас трепать.
- Нет, идём, в туманы и закаты,
В облачную вечную страну.
Снова пятна белые на карте
Цвет приобретут.
Вот здесь свернуть -
Над обрывом тоненько и ветер.
В ниточке надёжные узлы -
Ровно семь. На циферблате вечер,
Наверху - Медведица и вечность.
Пламя еле дышит, не узрить
Ни округи, ни глубоких истин.
Тихое шуршание в ночи -
Разговор обыкновенных листьев:
Оторваться и уйти по-лисьи,
След по ветру путая. Молчит
Исполин, всё суета и праздно.
Угольки тускнеют, ветер стих.
- Расскажи про песни скалолазов...
- В них вершины с россыпью алмазов,
Тех, что ты сожмёшь в своей горсти.
Как пели строчки о Прекрасной даме,
Чей взгляд, как выстрел в сердце, из-под век.
Добром не славился двадцатый век
Со множеством людей в расстрельной яме.
Надежда в светлое горит, как пламя.
Она сильнее полноводных рек,
Души российской божий оберег.
Поэтому и сохраняет память,
Как пели строчки о Прекрасной даме.
Век войн и революций начал бег,
В искусстве кинется традиций брег,
И страсти разгораются углями -
На сцене героини в каждой драме,
Чей взгляд, как выстрел в сердце, из-под век.
Пятнают кровью люди чистый снег,
Своих идей вздымая выше знамя,
Ведомые куда-то кликунами,
Всё выгребая из чужих сусек.
Добром не славился двадцатый век.
Манила Муза светлыми стихами,
Что пахли иностранными духами.
У многих ночью оборвался след,
Не на Парнас отправился поэт:
Со множеством людей в расстрельной яме…
Как пели строчки о Прекрасной даме.
Расшаркивался ветер в дуновеньях
вдоль моря. Обличали чайки:
кочевье волн и рыб аутотренинг.
Галдёж стоял необычайный;
и некто, удаляясь, плыл настырно,
а день был душным, пахло скверно,
как будто дождь грозился нашатырный,
но кто-то плыл, как раб галерный,
туда, где даль, дымясь, как шнур бикфордов,
склоняла тех, кто был на “ты” с ней,
отринуть берег, лишний, как намордник,
где я играл в кастальский бисер,
где сном Дали округа проступала,
где неподвластно и негласно,
на цыпочках шло время по лекалам
сомлевших тел, глумясь: - Тик, так вас.
«Пепел Клааса стучит в моё сердце»
Тиль Уленшпигель
Я учусь пить свободу большими глотками
(даже насытившись, даже икая),
Я стремлюсь быть ИП (но только без «П») –
даже в час-пик меня в толпе нет:
Я перехожу со станции Тверская
на станцию Невский проспект.
Я, конечно, крещенный, но где мой хранитель?
и сейчас я крещусь (хотя я не фанатик):
Я в метро (вот те крест!) молюсь постоянно,
да так, чтоб об пол – колёсам в такт,
но мне уже пора со станции Крещатик
на станцию Борисовский тракт.
Я во сне – крестоносец, что веру приносит,
тем, кто ловит wi-fi и верует в вести.
Я вагон орошаю всевышней любовью,
чтоб узреть, как бежит отче наш
в переход со станции Буревестник
на станцию Уралмаш.
_____________________________________
Я взорвусь без упрека и страха,
Я сгорю, чтоб увидеть следующий левел.
а ты выбивай ковёр над моим прахом –
и пусть сердце паласа стучит в мой пепел.
«Свободы сеятель пустынный» (с 1.12.24г по 14.01.25г)
Дорогие друзья!
Рады представить вам новый АНОНИМНЫЙ авторский поэтический конкурс от сообщества «ДИск» (Дом искусств).
Свободы сеятель пустынный,
Я вышел рано, до звезды;
Рукою чистой и безвинной
В порабощенные бразды
Бросал живительное семя –
Но потерял я только время,
Благие мысли и труды…
Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич.
Это стихотворение написано А. С. Пушкиным почти ровно 200 лет назад, но до сих пор актуально в России. На роковые вопросы так никто и не ответил. Предлагали умом не понимать, а просто верить. Потом отняли и веру. Потом вроде вернули, но она уже никому не нужна. Вечная российская карусель. Неужели мы в той же точке, что и двести, и тысячу лет назад? Нужна ли нам свобода и зачем? Может, просто лукавой вольности достаточно? Да и что делать с этой несчастной свободой, даже если дадут?
Правда, есть ещё и другая свобода: внутренняя, духовная. Её-то уж точно никто не отнимет. Никто не запретит нам мыслить, чувствовать и верить. Вот Бердяев, например, говорил, что свобода была прежде всего. Даже прежде самого Бога. И это ещё одно её измерение – философское, теологическое.
Вот давайте обо всём этом и поговорим. Напишите нам, чем свобода является для вас лично, как вы её понимаете и как пользуетесь своей свободой и независимостью. Если, конечно, она у вас есть.
Всем удачи!
Автор и организатор конкурса – Дмитрий Цветков (Ecce-cor-meum)
В старом альбоме нашла фотографию,
В детство она за собой увела:
Лев, наш любимчик, с облупленной краскою,
Нет у него почему-то хвоста.
День помню солнечный счастьем наполненный,
Снова в Ленпарке народа толпа,
Старый фотограф со вспышкою-молнией,
Братья и сёстры забрались на льва.
Больше полвека уже фотографии,
Годы промчались, нас всех не щадя.
По адресам их учу географию -
Всех разбросала по миру судьба.
Солнцем в Ленпарке день снова заполненный,
Больше полвека я там не была.
Сердце забилось тревогой невольною -
Вдруг не найду на поляне я льва?!
Тихо иду по тропинкам исхоженным -
Память о детстве на каждом шагу.
Парк постарел, но такой же, ухоженный,
Встреча близка... Я уже подхожу:
Лев, тот же самый, со свежей окраскою,
Машет приветливо новым хвостом.
Время не властно над доброю сказкою -
Сделаю селфи на память со львом!
24.06.2023
*******
Стихотворение написано в канун 95-летия сквера Детства (ранее парк им.В.И.Ленина), где сохранены до сих пор в хорошем состоянии целый зоопарк скульптур животных и фонтан «Сказки Пушкина", установленные в 1957 году. И даже в центре парка памятник В.И.Ленину в натуральную величину, установленный 1.07.1928г.
Было очень приятно увидеть, что все атрибуты моего детства сохранены с такой любовью.
Приз "Жемчужина конкурса" от члена жюри Annabel-Lee
Пожиная скуку, веселье сея,
Выстругивая армию из бревна и полена,
Превращаюсь из патриция в плебея,
Как трава превращается в сено…
{Выбирая между первым поцелуем и последней бомбой}
[Треугольник живёт в ромбе]
Но я не мечу в Бонапарты,
Хотя тактика со стратегией мне по колено,
И вот я наблюдаю, сминая карты,
Как Нева превращается в Сену…
{Я выбираю первый поцелуй}
[В треугольник вписан буй]
Мой друг Одиссей умён, как колдун,
Ни в огне не горел, не тонул
В море.
Мой друг Одиссей силён, как медведь,
Но на остров циклопов попал посередь
Моря.
Мой друг Одиссей высок, как стена,
Но просит у Полифема в подарок жена
Героя.
И наш богатырь, наш ведун, наш дылда
На наших глазах превращается в дилдо…
{потому что последних бомб много}
[в буе видно недотрогу]
На один день короче стала дорога
В место, где хоровод по диаметру
Равен экватору,
И повелитель в сотый раз
Просит сказку про кран, и ты с улыбкой подчиняешься диктатору…
И вновь Мироустроители сквозь пространственные порталы
Вернулись в полусожжённую искалеченную страну,
Где скорбно переливаются императорские каналы,
Расплёскивая про бактериологическую войну;
Где съёжившимися вымпелами и флагами развевается
Зловеще-необитаемое пространство над головой;
Где в бункере пограничного наблюдения разлагаются
Сражённые офицеры из обороны береговой...
Ужасные разрушения, превзошедшие ожидания.
Естественно, что за некоторое время произошло
Выщербливание набережных фарфоровых под влиянием
Главенствующих течений океанических и ветров.
Не свергнутая, но вывернутая, крыша библиотечная,
Удержанная колоннами, возвышается как скала.
Подверженные всем веяниям и времени быстротечному
Поблёкли в обсерваториях просветлённые зеркала.
Пируют микроскопические создания в городах.
Никто не предотвратил апокалиптическое безумие.
Изведавшие предательство монументы на площадях
Забрасывают осколками рассыпающиеся мумии…
Могущество измерялось непрекращаемостью рождения.
Отравленные – разверзлись негодованием небеса!
Лишь вахтенные на станциях орбитального наведения
Несутся, неупокоенные, на солнечных парусах…
Уходят Преодолевшие перекрученность универсума…
Исторгли колокола предостережение для Земли:
Не будет ни возрождения, ни цветения, ни прогресса –
Отечество обкурившиеся* владыки не сберегли!..
...
*Можно было бы заигравшиеся владыки, но ведь в первоисточнике было:
Где правят в уединении златолицые богдыханы,
Вдыхая тяжелодымную златоопийную волну.
Вот откуда обкурившиеся...
Порою чувства очень странны, как будто дикости полны,
Встаёт мерцающим экраном огромный жёлтый диск луны,
Вскипает кровь, вспухают вены, зовёт далёкий зычный клич,
И, руша городские стены, ветра стремятся мир настичь.
Степные, горькие, сухие, в глаза бросающие пыль,
Неутолимой жаждой злые, сминающие в небыль быль.
Я ваш сородич, полукровка, дитя полночных ковылей,
Одним движением неловким давящий головы царей.
Средь табунов коней взращенный, костров впитавший едкий дым,
Раскосым сном порабощённый, пред вами я неуязвим.
Любое время в вашей власти, всё превратится в пепел, прах.
Всё… кроме дикой, жгучей страсти, рождённой в яростных степях,
Прогретых солнцем до озноба желанием вернуться вновь
В объятья тюрческого бога, в его, ветрам открытый, кров.
Мой мир сегодняшний покорно колени склонит и замрёт,
И степь у лунного порога ковыльным золотом взойдёт.
Не печалься, город мой промышленный...
Да, вернулся с головой повинною —
Крик невыносимой боли слышу я.
Жаль мне Сад Бернацкого нестриженный,
Меловые горы белоспинные!
Улицы - короткими абзацами,
Небо бегло их читает... видишь ты
Кадры неизменной анимации.
Нет угла, в котором можно спрятаться
От небес пылающих над крышами.
Выживем, родной, конечно, выживем,
Зарастут травой траншей артерии.
Раненый — но вольный, не униженный,
Паркоскверомагистраледвижимый,
Выстоишь, покуда в это верю я!