Василий Евдокимов "Примеряя чужую личину..."

Кто же вспомнит про первопричину
Нахожденья у самого края?
Он решил ненавидеть, не слышать,
Обмануть и себя и творца…
И однажды чужую личину
На себя невзначай примеряя,
Понял вдруг, что она ему ближе,
Чем свое выраженье лица.

В пыльном зеркале видя усмешку,
Он недолго собой любовался –
Вышел в дверь, чтобы мир наконец-то
Перестал про него забывать.
И людей принимая за пешки,
Он еще и игрок оказался,
От забвенья нашел свое средство,
Повернув само сущее вспять.

И личина ему помогала,
Чья была она раньше – он помнил,
Но другие не помнили вовсе,
Память чаще всего коротка…
И решил он, что время настало
Избавляться от внутренней боли,
А запасов немыслимой злости
Он в резерве имел на века.

Подбирая себе окруженье,
Он не равных искал, а убогих,
Тех, кто видел в нем Бога почти что
И перечить не стал бы ни в чем.
Начиная свое восхожденье,
Не боясь ни проклятий, ни боли,
Он в душе оставался мальчишкой,
Что с рождения был обречен.

Если песни он пел – то о смерти,
Выпивая бокал за бокалом,
Только хмель его, верно, страшился,
Не являясь всю ночь напролет…
И сжигали огнем его речи,
И как будто за горло хватало,
Тех, кто с ним за столом очутился,
И тянулось мгновенье, как год…

Говорили, что был он безумен,
Говорили, что знал слишком много…
Только даже его гениальность
От личины его не спасла…
И рвались, как под пальцами струны
Все дороги, ведущие к Богу,
Но и Дьяволу был он неясен –
Даже с ним его жизнь не свела.

А личина врастала все глубже,
Изменяя черты и морщины,
Без нее он стал неузнаваем
Потеряв в одночасье лицо…
Он однажды решил, что так лучше –
Быть слугою у чей-то личины,
Вселюбим стал он и всепрощаем,
И для многих – почти что отцом…

За него были рады сорваться
Хоть под пулю, хоть сердцем на копья,
Он умел, как никто, обнадежить,
И заставить поверить в себя,
Он любому мог в душу ворваться,
В его жизни тонули, как в топи,
Потому что он был непохожим,
На всех тех, кого носит земля.

По щекам его зависть хлестала,
Пересуды давили, как петли,
Суть людская гнила и постыла,
И впивается в сердце винтом…
Но личина служила забралом,
И не брали укусы и сплетни,
Хоть душа его билась и выла –
Но немногие знали про то…

Но однажды, устав быть тем самым,
Кто всегда под огнем перекрестным,
Содрогнувшись измученным телом,
Закричал, и личину сорвал…
Глянул череп больными глазами,
И раскрылись беззубые десны…
Хоть сказать ничего не успел он –
Но собой на прощание стал…

3 января 2011 г.